Зимняя корона

— Ваш двор король распустил, — неровным голосом продолжала Изабелла. — Марчиза отправится с Эммой и будет ей прислуживать, а заботу о вас возложат на Роберта Модита, который станет ведать вашими финансами.

У Алиеноры сердце камнем ухнуло вниз. Англия еще дальше от Пуатье, чем Фалез, и от сыновей ее будет отделять Узкое море. Конечно, для Генриха так лучше. Он благополучно завершит начатое и сошлет ее куда-нибудь подальше, с глаз долой, до конца ее дней. Зато у нее будут постоянные собеседники, придворные, хотя и выбранные Генрихом, но со временем она сможет расположить их к себе.

Рядом с королем сидел Гарри, такой же прямой и неподвижный, как отец, но на его губах не играла свойственная ему улыбка, а на лице застыло непроницаемое выражение.

Обычно Генрих отсылал Иоанна с няньками, а сам держался подальше от ее покоев.

— Счастьем? — Генрих улыбнулся и взъерошил Иоанну волосы. — Я думал, эту стадию мы миновали. Так или иначе, я хотел поделиться с тобой новостями, коль вскоре нам предстоит расстаться.

— Поделиться новостями? Что ж, это что-то новенькое. — Она подняла голову от клубка ниток.

Генрих подобрал одну из игрушек сына — широкий конус с привязанным к нему на длинной бечевке мячом — и увлеченно подбрасывал мяч и ловил его конусом. Он предпочел не обращать внимания на ее сарказм.

— Я только что говорил с послами графа Морьена. Ты встретишься с ними за обедом. У графа Гумберта есть дочь, и он заинтересован в том, чтобы выдать ее за Иоанна, если мы сумеем договориться, к взаимному удовлетворению.

— Морьен. — Алиенора поджала губы. — Речь идет о савойских землях?

виденном.

В разгар январского ненастья двор перебрался

молитвы о выздоровлении короля.
Она часто думала, что

. — Рождение ребенка — это такое же поле брани, как и те, куда так стремятся наши мужчины каждое лето. И брак тоже, кстати.

Изабелла погладила Иоанна по щечке.

— Но еще брак — это счастье, — тихо проговорила она. — И иногда в браке случаются чудеса.

Алиенора подавила желание назвать ее дурой. Изабелла была довольна выпавшей ей судьбой, души не чаяла в своих детях и этом своем муже. Она ведь хотела, чтобы у Изабеллы все сложилось хорошо, и так и вышло. Если ее доля — это кубок с ядом, то пить из него должна она одна и не заставлять Изабеллу пригубить смертельного зелья.

— Да, — согласилась она. — Иногда случаются.

Неделю спустя зимнее ненастье сменилось мягкой погодой — голубое небо и слабое еще солнце предвещали весну. Окрепшая наконец настолько, чтобы удержаться в седле, Алиенора решилась совершить верховую прогулку в Вудсток, до которого было четыре мили. Они поехали вместе с Изабеллой и тремя старшими детьми, а младшие остались с няньками.

Ричард с радостью вырвался за пределы дворца, неутомимо погонял своего пони, размахивал деревянным копьем и скакал наравне с рыцарями из эскорта Алиеноры, словно был одним из них. Она следила за ним с гордостью и удивлением. В нем мать отчетливо видела бесстрашного воина и будущего властного правителя Пуату и Аквитании. Пока в характере сына брал верх порывистый ребенок, но время это изменит. За Ричардом скакал Жоффруа, изо всех сил стараясь не отставать, но каждый раз, когда он оказывался рядом со старшим братом, тот вырывался вперед.

— Хорошо, что у них будут разные сферы влияния, — поделилась она с Изабеллой своими мыслями. — Они как молодые орлята, каждый хочет быть главным в гнезде. Жоффруа получит Бретань, Ричард — Аквитанию, а Гарри — Англию и Нормандию. И все равно будут смотреть на то, что есть у других, и чувствовать себя обделенными.

— А Иоанн? — спросила Изабелла. — Что достанется ему?

Алиенора взмахнула рукой:

— Может быть, Церковь, или Ирландия, или наследница с землями и влиянием. Сейчас это не так важно, главное, что Иоанн — это еще один сын, который закрепит наследство рода. Так будет относиться к нему Генрих.

Иоанн, их последний сын. По общему мнению, ей больше нельзя рожать, да и сама она не стремится вновь пройти через эту муку. И тем не менее Алиеноре было горько, ведь она прощалась с важной частью своего женского начала и переставала быть сосудом, производящим наследников престола. Никакая любовница, сколь бы восхитительной она ни была, на это не способна. Теперь Алиенора потеряет свое преимущество и престиж. Нет больше того, что делало ей недосягаемой для соперниц.

— Что сказал Амлен, когда ты родила ему сына? — поинтересовалась она у Изабеллы.

Ее подруга постаралась скрыть смущение смехом, но румянец выдал ее.

— Едва услышав о том, что родился мальчик, он ворвался в родильные покои и захотел взять малыша на руки! Повитухи были в ужасе!

Алиеноре это показалось невероятным.

— Никогда бы не подумала, что твой муж способен на такое! При дворе он совсем другой.

Изабелла покраснела еще сильнее:

— Есть одежды для двора, и есть одежды для дома. И бывают такие моменты, когда одежда вообще не нужна. — Она умолкла, занятая тем, чтобы направить свою лошадь вокруг глубокой рытвины на дороге. — Он цельный и честный человек, и я горячо его люблю.

— И он, по всей видимости, тоже тебя любит.

— Мне кажется, что да.

— Рада за тебя, — сказала Алиенора. — Искренне рада.

Когда они приближались к Вудстоку, навстречу им попалась другая конная группа, резво скачущая в свежем февральском ветре. Рядом с лошадьми неслись курчавые ретриверы и поджарые борзые; с седла одного из охотников свисала пара зайцев. Среди всадников ехала молодая девушка. Ее голову покрывал вимпл, из-под которого виднелись длинные золотисто-каштановые косы. Мантия незнакомки была из дорогой мягкой шерсти синего цвета, а в гриве ее лошади позвякивали серебряные колокольчики.

— На колени перед королевой Алиенорой! — выкрикнул Сальдебрейль де Санзе и вознес кверху жезл коннетабля.

Охотники остановились у обочины, спешились и опустились на колени, хотя им не сразу удалось успокоить разгоряченных бегом собак. Алиенора натянула поводья, вместо того чтобы проехать мимо. Она знала в здешних окрестностях почти всех родовитых землевладельцев. Они приезжали поздравить ее на Рождество и потом присутствовали при ее воцерковлении. А вот этой женщины, едва оставившей позади детство, Алиенора не встречала, хотя наверняка она местная жительница.

— Назови мне свое имя, дитя, — потребовала она.

— Розамунда де Клиффорд, госпожа, дочь сэра Уолтера де Клиффорда, — ответила разом побледневшая девушка.

Алиенора на мгновение замерла. Она смотрела на девушку и думала: значит, вот чего хочет Генрих? Его страсть можно было понять, но то, что он лелеет ее, словно бесценное сокровище, совсем иное дело.

— И куда же ты направляешься, Розамунда де Клиффорд, дочь сэра Уолтера? — спросила она. — И откуда едешь?

Взгляд девушки был настороженным, и где-то в глубине его пряталась неприязнь.

— Я из аббатства в Годстоу, госпожа, и сейчас возвращаюсь туда, — сказала она. — Я... Мы... — Она сделала вдох и взяла себя в руки. — Я каталась верхом, чтобы насладиться солнечной погодой и выгулять собак.

Алиенора приподняла брови.

— Годстоу, — повторила она. — Судя по твоему богатому одеянию и свите, ты не монахиня и не послушница.

— Нет, госпожа, я только живу при монастыре, и моя мать тоже. — Девушка окончательно справилась с растерянностью и говорила ровным тихим голосом.

А платит за них обеих, конечно, Генрих.

— Тогда тебе лучше поспешить обратно, — сказала Алиенора, — упасть на колени и молить Господа о прощении, ибо ты в нем крайне нуждаешься.

Она дернула поводья и поскакала дальше — с прямой спиной и не оглядываясь.

Изабелла догнала ее:

— Бог мой, госпожа...

Сердце Алиеноры стиснула жестокая боль.

— Ты говорила мне, что она юна, но я не думала, что настолько. Понятно, почему при дворе перешептываются.

Ей хотелось назвать девушку распутной или даже шлюхой, но Розамунда — отнюдь не типичная проститутка при королевском дворе, и в этом состоит ее главная опасность. Это не многоопытная наложница. Это воспитанная, порядочная девушка, невинная и милая. Такая, которую Генрих может подчинить своей воле и которая не станет с ним спорить. Желчь подкатила к горлу, и Алиенору едва не вырвало.

— Простите. Я не знаю, что сказать, — прошептала Изабелла, на лице которой перемежались сочувствие и возмущение.

— Что тут скажешь? — Алиенора продолжала смотреть прямо вперед. — Генрих всегда любил молоденьких. Ими легче управлять, им он может диктовать свои условия. Когда он женился на мне, то пришел в страшное раздражение, поняв, что я умнее и дальновиднее его, что я лучше знаю жизнь и имею больше опыта. Пока мы были моложе, он умел как-то справляться с этим, но теперь все иначе. Удивляться нечему.

— Что вы будете делать?

Алиенора упрямо стиснула зубы, помолчала и потом ответила:

— Ничего. Обращать на это внимание — ниже достоинства королевы. Эта жалкая девчонка не подорвет мое положение только оттого, что может водить за собой моего взбалмошного мужа за его вечно голодный член.

Она обернулась на детей, но те беззаботно скакали на своих пони. Значит, скандальные слухи еще не достигли их ушей. Однако в ее свите кое-кто выглядел смущенно. Да, в мире взрослых обо всем уже известно. Придется ей заковать себя в броню неприступности и самообладания. Чем ниже падет Генрих, тем выше будет она держать голову, и тогда ничто не сможет коснуться ее.

Алиенора нахмурилась, припомнив, откуда ехала Розамунда. В той стороне был только Вудсток. Она чуть было не повернула назад, но неведомая

не умная, а всего лишь умудренная печальным опытом.

Все, что у нее осталось, — это серый цвет и железная решимость.

Отчасти Алиенора соглашалась с мужем, поскольку на собственном опыте знала, сколь разрушительно бывает горе, и с годами выстроила в своей душе крепкую защиту. Но если возводить стены слишком высоко, они превратятся в тюрьму, и в конце концов можно задохнуться за ними,