Лиза читает книги

Nothing to Envy: Ordinary Lives in North Korea by Barbara Demick.

Эта книга — одна из самых важных для меня в прошлом году, но писать про неё почему-то очень сложно: не знаю, с чего начать.

В общем, это нон-фикшн, написанный как художественный роман. Барбара Демик несколько лет разговаривала с беженцами из Северной Кореи, а потом написала о них книгу. Википедия сообщает, что интервью было больше сотни, но в книжку попали семь героев, все из одного города.

Чтение это для меня было тяжёлое и требующее больших моральных сил. О Северной Корее я знала только, что это закрытая бедная страна с обезумевшим тоталитарным режимом. Когда я говорила про эту книгу друзьям, многие отвечали «Да ну что, там всё как у нас было при Совке». Ну, нет, там всё гораздо хуже. Например, нескольких студентов в университете приговорили к смертной казни за то, что они напились и голышом бегали по зданию университета. Или, вот, в Пхеньяне живут только специально отобранные люди, — наиболее лояльные режиму и красивые — потому что это единственный город, открытый для иностранцев. В каждой квартире есть портреты вождей, и на стену с портретами больше ничего вешать нельзя. В комплекте к портретам идут специальные тряпочки, чтобы стирать со стекла пыль (ничего другого этими тряпочками вытирать нельзя), а специальные люди ходят по квартирам и проверяют, действительно ли на лицах великих руководителей нет пылинок.

Пока читаешь, помогает держаться знание о том, что все люди из книги — беженцы, значит, в итоге они окажутся за пределами страны целыми и невредимыми, а не умрут от пыток в северокорейской версии ГУЛАГа.

Кстати, если вы смотрели фильм Манского (если нет, то посмотрите), то книга отличается от него гораздо большей человечностью и отсутствием взгляда свысока.

Есть очень важная специалистка по собакам из Норвегии — Тюрид Ругос. Она открыла собачьему мира такую штуку как «сигналы примирения», по-английски их обычно называют «calming signals» и написала о них совсем небольшую книжку, которую перевели на русский с названием «Диалог с собаками: сигналы примирения».

Это сигналы, которыми собака предупреждает агрессию. С их помощью она сообщает человеку или другой собаке (или роботу-пылесосу) о том, что ей некомфортно так, чтобы не провоцировать конфликт. Сигналы примирения чаще всего означают что-то вроде «воу, ты делаешь что-то непонятное и опасное, отойди, перестань, я тебя не трону, давай и ты меня не тронешь».

К сожалению, большая часть того, что собака делает, пытаясь сообщить нам о том, что мы ей неприятны и непонятны, мы либо не замечаем, либо воспринимаем как проявление любви и симпатии.

Если знать сигналы примирения, то, во-первых, можно доставлять меньше дискомфорта знакомым собакам, а, во-вторых, самим начать эти сигналы демонстрировать и так помогать собакам, общаться с ними на их языке.

Итак, что делает собака, когда ей некомфортно: зевает, облизывается, отворачивается целиком или просто отворачивает голову, смягчает взгляд, прикрывая веки, подходит к объекту по дуге, а не по прямой, делает игровой поклон, садится или ложится (возможно ваши знакомые собаки ложатся на землю, когда замечают вдалеке других собак — это их сигнал о том, что они не хотят драться), замирает, нюхает землю, прижимает уши, ложится на спину, отводит заднюю лапу (это никогда не означает «почеши пузико», это всегда означает «я маленький щеночек, ты страшный, не убивай меня»). Очень активное облизывание лица обычно означает то же самое. И, сейчас будут ужасные новости: часто, когда собаке некомфортно, она виляет хвостом.

Что вызывает у собаки дискомфорт и на что она с высокой вероятностью будет реагировать сигналами примирения: отсутствие сигналов примирения с нашей стороны, прямой взгляд в глаза, движение на неё по прямой, нависание над ней.

Это всё может звучать как безумие, ведь собаки почти постоянно облизываются, отворачиваются, нюхают землю и сидят или лежат. Сначала тяжело поверить, что им всё время некомфортно, и что всё это несёт в себе какой-то смысл. Но вы можете попробовать начать демонстрировать собакам, которых вы знаете (особенно, если они не обожают людей), сигналы примирения — не нависать над ними, зевать (да!), подходить к ним сбоку и по дуге, садиться к ним спиной, не смотреть им в глаза и проверить, изменятся ли ваши отношения.

Кстати, собаки не любят, когда их обнимают.

Я хотела написать «Лидия Чуковская — дочь Корнея Чуковского» и оборвала себя. Насколько же автоматически я хочу определить женщину через мужчину рядом (отца или мужа, пусть и известного), а не говоря о ней самой. Если и определять Чуковскую не через её саму, то вот, например: она была близкой подругой Анны Ахматовой, написала мемуары о ней и редактировала её последнюю книгу стихов.

Лидия Чуковская — поэтесса, диссидентка, писательница, ссыльная политическая заключённая. Лидия дважды была замужем и оба её мужа погибли. Первый муж уже после развода — на войне в 1941 году. Второго её мужа, физика Матвея Бронштейна, арестовали, осудили на «10 лет без права переписки» и расстреляли в 1938 году, но семья узнала о расстреле только два года спустя.

Вряд ли что-то кроме этих фактов из жизни Чуковской скажет о книге лучше. «Софья Петровна» — очень короткая повесть о том, как сына лояльной режиму героини Софьи Петровны арестовывают и высылают, а она сама постепенно сходит с ума.

Это — единственная книга о режиме, написанная буквально спустя пару лет после описываемых событий. Лидия Чуковская в своей короткой биографии пишет:

«Зимою 39/40 года по свежим следам событий я написала повесть «Софья Петровна». Единственный экземпляр сохранили, с риском для жизни, мои друзья. В 1965 году повесть с большими искажениями вышла в свет в Париже, в 1966-м (почти без искажений) — в США. Она переведена на многие языки мира, но в Советском Союзе ее не публиковали. Только теперь (сентябрь 1987) появилась надежда, что повесть будет, наконец, напечатана на родине».

Селеста Инг — американская писательница китайского происхождения, её родители переехали в Штаты в конце шестидесятых. «Всё, чего я не сказала» — её первый роман, вышел в 2014 году и стал книгой года на Amazon.

Я слышала много хорошего об этой книге и, прочитав её, осталась в смешанных чувствах.

Дело происходит в семидесятые. У единственной смешанной пары на весь небольшой город где-то посреди Огайо — она светловолосая и голубоглазая американка, а он смуглый и неправдоподобно молодо выглядящий сын иммигрантов из Китая — погибает любимая дочь Лидия.

Звучит как начало триллера, но на деле это семейная драма про хороших, но несчастных людей. В книжке грустно всем. Мать Лидии мечтала быть врачом, но бросила учёбу ради замужества и рождения детей, отец был единственным мальчиком китайского происхождения всё своё детство и учился в школе, где его мать мыла полы, а отец чинил полки. Старший брат измучен тем, что отец хочет его превратить в самого успешного подростка современности, а младшую сестру просто никто не замечает. И очень грустно читателю.

Довольно дидактическое и захватывающее чтение о том, как травмированные родители растят травмированных детей, которые снова растят травмированных детей.

Весной я довольно скучно съездила на Кипр: без арендованный машины там некуда податься, да и я была вялая и грустная. В один из дней мы гуляли в чем-то вроде национального парка — наконец-то было красиво. Но и тут, несмотря на море, скалы и деревья я быстро устала и решила поехать домой. Пока я сидела на раскалённой остановке и ждала автобус, я нашла на своём Kindle пробный бесплатный отрывок «H is for Hawk» Хелен Макдоналд и начала читать. К первой пересадке отрывок кончился, и я считала минуты до дома, чтобы скорее по вайфаю купить продолжение.
«Я» значит «Ястреб» (а её вот только что перевели на русский, покупайте скорее) — пока что поразила и тронула меня больше всего в этом году. Это автобиографический роман о том, как после смерти отца Хелен завела себе самку ястреба по имени Мэйбл. Это, конечно, была не первая её птица — кроме работы профессором в Кембридже Хелен много занималась соколиной охотой.
Книга состоит из трёх основных линий — во-первых, история Хелен и Мэйбл, во-вторых, история Хелен и её отца (который в детстве часами следил за пролетающими в небе самолётами), а в-третьих, история Теренса Хэнбери Уайта и его ястреба. Уайт — британский писатель, который написал «Меч в камне» и вообще придумал ту вселенную рыцарей круглого стола, которую мы представляем при упоминании короля Артура или Мерлина. В Википедии написано, что и Нил Гейман, и Джоан Роулинг многое в своих героях заимствовали из героев Уайта. Кроме историй о короле Артуре у Уайта были и другие книги — в том числе, и автобиографическая история о его провальной попытке приручить ястреба-тетеревятника.
«Я» значит «ястреб» — очень размеренная и красивая книга. Я давно не встречала такого разнообразного и при этом неизбыточного языка — Хелен очень подробно и красиво описывает саму Мэйбл, лес, поля, своих друзей, отца, семью, свою депрессию и горе и депрессию и горе Уайта.
Я попозже напишу про первые три месяца эксперимента, впечатлений у меня очень много. Но здесь уместен один очень важный вывод — как же классно читать что-то совершенно новое. Никогда раньше у меня не дошли бы руки до книги о приручении ястребов, и как хорошо, что теперь — дошли и будут впредь доходить до самых разных книг.

1835 год, Белинский (который уже шесть лет спустя поддерживал эмансипацию женщин), пишет: «…поприще женщины — возбуждать в мужчине энергию души, пыл благородных страстей, поддерживать чувство долга и стремление к высокому и великому — вот её назначение, и оно велико и священно! Для неё — представительницы на земле красоты и грации, жрицы любви и самоотвержения — в тысячу раз похвальнее внушить «Освобожденный Иерусалим», нежели самой написать его». И ещё: «Уму женщины известны только немногие стороны бытия, или, лучше сказать, её чувству доступен только мир преданной любови и покорного страдания».
Эти цитаты приводятся в предисловии к недавно выпущенной издательством Common place книге «Авторицы и поэтки. Женская критика: 1830–1870». Она продаётся, например, в Фаланстере.
Это сборник статей и эссе разных писательниц и публицисток 19 века. Вряд ли где-то ещё мы могли бы услышать голоса писательниц того времени, потому что в оглавлении — ни одной знакомой мне фамилии. В сборник вошли статьи, в которых авторки так или иначе осмысляют своё положение в литературе.
Было бы здорово, если бы я эту книгу могла читать как сборник исторических анекдотов о давно минувшем невыгодном положении писательниц, если бы половина текстов не вызывала во мне постоянное чувство узнавания.
Александра Зражевская написала эссе в форме письма своей подруге, поэтессе, где она описывает «литературный зверинец». Первый зверь советует ей не писать, потому что женщина, которая пишет, всегда будет подвергаться огромному количеству критики. Второй зверь спрашивает, как она осмеливается заниматься интеллектуальным творчеством, раз среди женщин нет Ньютонов и Паскалей. Третий зверь — расчёт — предостерегает Александру от писательства, потому что её произведениям всё равно никогда не увидеть свет — ведь женщины редко публикуются, и это справедливое наказание за то, что они претендуют на мужские места. Всего зверей шесть, и, кажется, что Александра неделю назад написала пост о феминизме в фейсбук, а теперь просто пересказывает нам комментарии.

Мы в нашем писательском коммьюнити Write Like a Grrrl много говорим о том, что мешает женщинам писать. Одна из причин — в том, что женские истории обычно считаются стыдными и не заслуживающими внимания. Например, в 2013 году канадская писательница Элис Манро получила Нобелевскую премию по литературе. Она пишет в основном короткую прозу, её часто сравнивают с Чеховым. Вот что написал о ней тогда главный редактор журнала «Иностранная литература»:
«Сказать, что Манро — «великий писатель», я не могу. Это уже становится для Нобелевской премии «хорошей» традицией. Она — автор длинных рассказов и повестей с некоторым феминистическим уклоном — психология семьи, несчастливые браки»
«Кого не сравнивают с Чеховым? Чехов тут совершенно не при чем. У Манро, конечно, совсем другой, несравненно низкий уровень. Но она крепкая западная писательница, хороший психолог, отличный стилист».
А подруга Александры Зражевской отвечает ей так же на страницах журнала: отповедью в стихах, где просит её больше не тягаться с мужчинами, отложить размышления о литературе и больше не писать ей открытых писем. Заканчивает она так:
«Скажи, кому же интересно
Читать о жизни неизвестной
Незамечательных людей».
Конечно, в других эссе писательницы поучают молодых женщин и критикуют их за любовь к популярным романам, пекутся об их невинности и осуждают легкомысленных любительниц балов.
В общем, хотела бы я, чтобы в 2018 году всё это вызывало во мне меньше живого сострадания и казалось бы незнакомым и далёким.

Пока по количеству прочитанного у меня лидирует Чимаманда Нгози Адичи — я прочитала уже два её эссе (с первого — Why we should all be feminists — я начала этот канал) и один большой роман.
Этот самый роман — «Американа» — пока не переведён на русский язык. Это книга о девушке, которая родилась и выросла в Нигерии, оттуда уехала учиться и работать в Штаты, а затем решила снова вернуться в Нигерию (это не спойлеры, потому что становится ясным на первых десяти страницах). Сложно выбрать главную тему книги, но первой на ум приходит тема расизма и того, как по-разному устроено миропосприятие африканцев, переехавших в Штаты и афро-американцев, которые в Штатах родились и родители которых были рабами.
Это большой современный текст о восприятии мира, которое от меня физически далеко и о котором я ничего не знаю. Мне давно стыдно, что я мало знаю про страны на африканском континенте, а по тэгу «Африка» у меня всплывают в основном изображения голодных детей (на полях: про обесценивание кошмаров в наш медийный век хорошо написано у Сьюзен Зонтаг в «Смотрим на чужие страдания»). Тут передаём привет медиа, конечно, но и я тоже хороша.
Кстати, не называйте, пожалуйста, все страны на африканском континенте «Африкой», это как если бы иностранцы называли нас в России жителями Евразии и говорили бы «Я хочу в Евразию, например, в Москву». (И снова на полях: о том, как в разных странах называют и считают материки вообще стоит почитать отдельно, это очень интересно).
Я недавно прочитала в интервью Маргарет Этвуд, что книга — это самый лучший способ залезть к другому человеку кажется, что так и есть. А если у головы, в которую лезет читатель, непривычная для средней полосы тёмная кожа и родной город на другом конце планеты — то это совсем захватывающий опыт.
Роман — сама современность. Героиня ведёт блог о расизме, вспоминает о том, как Барака Обаму выбрали президентом и читает Твиттер. Поэтому кроме обычного сопереживания хорошо прописанному герою я получила ещё и эффект присутствия. До эксперимента я очень мало читала современной художественной литературы и всегда предпочитала англоязычные книги середины двадцатого века. Так что встретить все эти смартфоны, фейсбук и живого бывшего президента в книге для меня — совершенно новое переживание, и оно очень классное.

Книга из списка литературы к писательскому курсу. Много полезного — учит подмечать, чем пользуются другие писатели, и как это можно использовать для себя.
Но Франсин всю дорогу довольно язвительно критикует привычку применять социальную, а не писательскую оптику при чтении — то есть, думать, например, о том, что текст говорит нам об устройстве общества, а не о том, как он стилистически собран, и чего хотел добиться писатель. Я стою на других позициях, и социальной оптике уделяю много внимания, поэтому чтение этой книги меня раздражает. Читаю по чуть-чуть, потому что всё равно очень полезно.