здесь следует особо подчеркнуть, предупреждая выступления всякого рода клоунов и клинических идиотов, что выбор этот очень часто был добровольным, совершенным в соответствии с объективной исторической закономерностью, в силу простых рыночных соображений (как писал андалузский историк Антонио Мигель Берналь и как ясно дал понять в 1572 году каталонец Льюис Понс, заявив при публикации на кастильском языке книги, посвященной его родной Таррагоне, что он идет на такой шаг, поскольку именно этот язык «наиболее широко используется во всех королевствах»). Нелишне также напомнить, что даже в XVII веке, при всех стараниях министра Оливареса на ниве унификации, не было никакого сколько-нибудь серьезного насаждения кастильского языка — ни в Каталонии, ни где бы то ни было еще. Любопытно, что не кто иной, как именно католическая церковь Испании, была в те времена единственным институтом, который, блюдя свои коммерческие интересы, проявил в сфере своей компетенции настоящую нетерпимость к народным языкам — не делая при этом никакой разницы между кастильским, баскским, галисийским или каталонским, — швыряя в костер любой перевод Библии, потому что он был способен свести на нет высокорентабельную роль церкви как единственного посредника между священными текстами и народом — на манер египетского жреца. Потому как чем больше неграмотности и отсутствия критики, тем лучше (на том до сих пор и стоим, свято блюдя традицию). В действительности же единственный запрет, наложенный на какой-либо народный язык, коснулся только мавров; и это на фоне того, что Англия уже в 1531 году вводит запрет на использование валлийского в судопроизводстве и других официальных сферах, а во Франции в 1539 году издается декрет, провозгласивший французский единственным официальным языком, в ущерб всем остальным. В Испании же ничего подобного не было: латинский все так же продолжал использоваться как язык культуры и науки, в то время как издатели, чиновники, дипломаты, писатели и другие, кто хотел найти свое счастье на широких просторах Империи, прагматично склонились к языку кастильскому. «Грамматика» Антонио Небрихи, структурировав и систематизировав один из языков Испании (возможно, главным сегодня стал бы каталонский, если бы у каталонцев нашелся свой Антони Небриже, проснувшийся раньше кастильского), достигла ровно того же результата, что в Германии — переведенная Лютером на немецкий Библия или же в Италии — тосканский диалект, на котором Данте создал «Божественную комедию» и который лег в основу современного итальянского языка. Военная же и политическая гегемония, которой к тому времени Испания уже обладала, усилению престижа языка кастильского только способствовала: Европа наполнилась напечатанными по-испански книгами, армии пользовались нашими словами как лексической основой для своего лингва франка, а переброс всего этого культурного багажа на только что завоеванные территории Америки превратил кастильский, в силу элементарной исторической справедливости, в язык всемирный.