Остромов, или Ученик чародея

Человек все делает, чтоб любить себя, и любит только тех, с кем нравится себе; знание простейшего этого за‍

Выносливы либо самые сложные, либо самые простые

Когда Карасева прислали туда из ноговицынского финотдела, он долго стоял перед скуксившимся двухэтажным деревянным домом со следами многочисленных покрасок, образовавших наконец единый цвет трудно прожитой и притом бессмысленной жизни, — и буркнул наконец себе под нос:

Видимо, не он один встретил в тот день безвредного начальствующего идиота — идиоты хороши уже тем, что сближают.

Даниил Ильич мог увести от людей в края, где никто никого не обижал и где занимались истинным делом.

Это когда к чувству полной потери всего прибавляется состояние силы, когда как бы все уже можно…

Говорим же мы о закате Европы, хотя закат — понятие не географическое; называем же Африку утром мира!

Вообще все, что еще стоило жалеть, было утрачено. Все, что удерживает иного добряка от поступка, — страх за близкого, стыд перед любимой, тысяча жалких зависимостей от мелких пут, — наконец оборвалось; после матери и Нади только сам он привязывал себя к жизни, но теперь лопнула и эта привязь.

Ненависть, хотя бы и к себе, сообщает всякому чувству оттенок силы, разгоняет его до страсти; и в воскресенье, двенадцатого февраля, он впервые ощутил, что ему больше не жалко себя.

Новое же качество состояло в том, что к слезливому его отчаянию, за которое он сам себя презирал, прибавилась теперь сила.