Силы ложного. Опыты неполитической демократии

мы, с одной стороны, отделяем праздность от труда (как некий не-труд), противопоставляем ему и даже осуждаем ее, а с другой стороны, праздность является результатом труда или его целью, то есть необходимым условием его тотального присутствия в жизни, его всепоглощающего действия…

смешения человека и гражданина, что влечет за собой двойственное отношение к разного рода изгоям общества, тем, кого Пьер Паоло Пазолини называл «отбросами мира».

Радикализм Толстого оказывается оборотной стороной взыскуемой им простоты понимания вещей и связан он с тем, что искусство для него перестает быть «только искусством», а становится формой критики современного ему общества, его институтов, его системы экономических отношений

Kластр же утверждает: неправда, что у индейцев не было изобретений, просто они свои изобретения тратили на то, чтобы сэкономить время для праздника.

По его мнению, Библия регулирует иной тип отношений, нежели отношения собственности. Интерпретировать «Не укради» как священство собственности проблематично.

Письмо описывается в диалоге «Федр» как «лекарство (фармакон) для памяти и мудрости», то, что увеличивает знание и сокращает забвение

Благодаря Бергсону и Делёзу можно сказать, что сегодня мы уже не переживаем «нашими» душами, не чувствуем органами чувств, не мыслим мозгом, но переживаем, чувствуем и мыслим образами, причем сегодня — образами кинематографическими.

кинематографические образы — не те, что мы видим как изображение на пленке ли, на экране ли, но те, которые создают новую перцептивную ситуацию, в которой субъект и объект восприятия в традиционном виде отсутствуют, в котором желание смотреть важнее того, на что мы смотрим, в которой «мы», смотрящие, не сводимы ни к какому индивидуальному зрителю, индивидуализированному субъекту восприятия. Это «мы» состоит из тех желаний и страхов, которые никто в отдельности за собой не признает. Это «мы», многими исследователями еще в эпоху Великого Немого описываемое как «масса», не принадлежит никому в отдельности, но именно посредством кинематографа обнаруживает свою способность к восприятию.

Подобное негативное отношение к толпе сохраняется вплоть до наших дней. И связано оно во многом с тем, что перед нами не просто собрание людей, индивидов с их естественными правами, а некое новое образование, неразделимое единство, поведение которого не подчинено ни логике индивида, ни общественной логике, моделирующей искусственного коллективного индивида.

Итак, миф — всегда миф сообщества, всегда письмо общности, вытесняемое цивилизацией на задворки мышления.