Альтист Данилов

Я не верующий человек, но слова Иоанна Богослова меня поразили: „Любовь изгоняет страх… Боящийся не совершен в любви…“ Ты понял? А я боялся, легко оправдывая свою боязнь, и жил легко, я боялся и был не совершен в любви – и к музыке, и к женщине, и к самой жизни.

Ощущение вечности… наверное, это когда для тебя свершившееся не исчезает, а будущее уже свершилось…

Все она поняла, и между ними теперь не было игры, а было принятие каждым их жизней такими, какими они были и какими они могли или должны были стать. Их жизни были одной жизнью. При этом оба они принимали право каждого (или возможность) быть самостоятельными и независимыми друг от друга.

банях было.
В темном буфете с мочалками, мылом на прилавке и пивным краном, над всем царившим, народу набилось множество, как, впрочем, и всегда в будние дни. Стояли строители в мазаных робах, продавцы из «Бытовой химии», тогда еще не сгоревшей, мастера с «Калибра», кого тут только не было! Морщинистая, седая продавщица, известная как баба Зина, отстоя пены не ждала, усмиряла инвалидов, лезших без очереди, то и дело выкрикивала: «Кружки! Кружки! Мальчики, не держите кружки! Кто с бидонами, тем буду наливать!»…
Данилов пробился в угол буфета, не расплескав пива на спины любителей, две кружки поставил на доску-стойку, обегавшую помещение, сдвинув газетную бумагу с огрызками колбасы и сыра, а одну кружку выпил сразу же и порожнюю пустил обратно к бабе Зине.
— Парень, аршин есть? — толкнули Данилова в бок.
— Что? — растерялся Данилов.
— Ну аршин, я спрашиваю, есть?
— Нет, стакан я с собой не ношу, — сказал Данилов сердито и отвернулся к стене.
«Вот так же мы и стояли здесь с Мишей год назад, — подумал Данилов, — и стакан у нас спрашивали, может, тот же самый человек и спрашивал… А Миша ему тогда сказал: «Заведи складной!»
Миша

– Спасибо, Наташа, – сказал Данилов. – Коли так. Но обещать не исчезнуть я не могу…
– Я много наговорила… Но все слова мои – не зря и не попусту. Верь им. А если ты посчитаешь, что я навязываю себя тебе, что со мной тебе не станет легче, прогони меня.
Теперь Данилов был убежден в том, что им с Наташей следует расстаться навсегда. Он обязан был уберечь ее от своей судьбы. Но ни слова Данилов не произнес. А если бы и произнес – разве мог бы он

Музыка была его любовь. Любовь он мог принять только по вдохновению, а не по расчету. И жизнь его была – любовь. Любовь же требует тайн, преувеличений, фантазий, удивления, считал Данилов, на кой ему нужна любовь холодного ума! Холодный ум чаще всего и обманывается. И уж, как правило, своего не получает. Что-то получает, но не свое.

Ведь жить-то надо страстями!

Данилов занимался пошлым делом – после принятия ячменных напитков потягивал коньяк (будто протестуя против чего-то).

Любовь он мог принять только по вдохновению, а не по расчету. И жизнь его была – любовь. Любовь же требует тайн, преувеличений, фантазий, удивления, считал Данилов, на кой ему нужна любовь холодного ума! Холодный ум чаще всего и обманывается. И уж, как правило, своего не получает. Что-то получает, но не свое.

Все-таки вывел Валентина Сергеевича из себя