Город Брежнев

Существует много книжек про непростые переживания маленьких мальчиков, но как правило эти мальчики живут в каких-то совершенно неведомых мне больших городах или маленьких деревнях, а так, чтобы главный герой жил практически в моём прошлом - такого я ещё не видел.

Идиатуллин описывает взросление 13-летнего (может, 14-летнего - не помню) мальчика Артура в городе Брежневе - Набережных Челнах в начале 80-х, когда построенный в 70-х годах завод КамАЗ постепенно выходил на проектную мощность. Родителям Артура около 35 лет, и это отдельный космос, потому как ты сначала вспоминаешь своё детство, а потом сравниваешь переживания 35-летних задолбанных работой и жизнью мужчин и женщин с 35-летним собой и со своей 10-летней дочерью, одновременно купаясь в сравнении города Брежнев из 80-х с военным гарнизоном Домна Читинской области, в котором я провёл 90-е годы, чудом не вляпавшись ни во что такое, во что окунает своего главного героя автор.

"Мир книги - это мир искусственно созданных изолятов, именно так строились крупные градообразующие предприятия. Совершенно особая социодемографическая ниша - в один котёл свалились деревенские, что искали лучшей доли в городе; перекати-поле из числа городских, кто подался за тридевять земель, соблазнённый обещанными надбавками и соцпакетом; молодежь по распределению - как учительница Марина Михайловна и специалисты - как отец Артура. Понимаете, не десятилетиями складывавшиеся отношения и разграничение сфер, а такая вот солянка сборная с неминуемой борьбой за власть среди представителей второго поколения. Я теперь живу в городе, который строился по тому же принципу и деление на кварталы здесь чёткое, и свары полвека назад были такими же, как те, что в книге", - пишут в комментах на лайвлибе. Я теорий про изоляты не знаю, но вообще написанное вот тут смахивает на правду.

Я приехал в военный гарнизон Домна в 89-м году в возрасте 7 лет с отцом-лётчиком и матерью-врачом, пошёл там во второй класс, закончил школу и переехал в Читу только на 5-м курсе университета. Военный гарнизон в Домне со всех сторон окружает одноимённая деревня и маленькие сателлиты в виде застройки для железнодорожников - Транссиб отделяет жилую зону от территории военных (аэродромы и прочие военные части), начинающуюся за трассой Чита - Ингода и заканчивающуюся около федеральной дороги Чита - Иркутск. В 2000-х мне казалось, что границы постепенно стираются (хотя почти наверняка это связано с моим взрослением), но в 90-х подростки чётко делились по территориям - эти из деревни, потому деревенцы, эти из первого гарнизона, который за бетонкой ближе к Чите, эти из второго гарнизона, которые с другой стороны бетонки. Посреди гарнизона торчала старая застройка из двухэтажных бараков, в которых жил отдельный контингент, тяготевший скорее к деревне, чем к вечно более благополучному гарнизону. Было ещё более мелкое деление по дворам - эти из тридцатки, то есть 30-го дома, эти из улуса, который объединяет в основном 23-й и 24-й дома и так далее. К концу школы мы как-то притёрлись и перемешались друг с другом (как мне это сейчас представляется), но в 6-7-8-9-х классах это деление было весьма жёстким (опять же, как мне это сейчас вспоминается).

То, что описывает Идиатуллин, почти точно так же происходило и у нас. Единственное, что не было ножей, или я не попадал в компании и обстоятельства, где ножи могли появляться. А так драки действительно происходили не просто до первой крови - людей вырубали до потери сознания, а много раз и забивали до смерти - то палками, то просто ударами о бетонные стены. Да, действительно часто самые мелкие по росту оказывались самыми наглыми, колотили здоровенных лбов и первыми отправлялись на зону, откуда возвращались героями для своего весьма поганого окружения.

Всё, что испытывает Артур и всё, что думает про него Витальтолич - всё это пережито мной эмоциями, которые, конечно, в какой-то мере отличаются от описанных автором, но лишь оттенками, а не содержанием. Да, наши мелкие переживания не шли ни в какое сравнение с тем, что переживали в 90-е годы наши родители, работавшие, по-моему, не столько ради карьеры, сколько ради необходимости прокормить семью. Идиатуллин описывает начало 80-х с недостатком продуктов, который я успел запомнить на стыке 80-х и 90-х, но в 90-е еды не было вовсе, а зимой гарнизон стабильно отрубался от тепла, электричества и газа. Мы выращивали картошку, жили до середины 90-х в основном за счёт отцовского пайка и материнской выпечки/банок и прочей татарской изобретательности, и я до сих пор очень чётко помню картинку, как мы с отцом в 8 часов вечера зимой в пролёте между первым и вторым этажом первого подъезда 24-го дома на какой-то керосинке разогреваем хреновую тушёнку с макаронами, чтобы керосином не воняло дома.

Идиатуллин описывает не только переживания взрослеющего подростка, но и его отца, который убивается на производстве, часто не имея возможности ночевать дома. Я точно так же рос в семье, где отца вечно не было дома, а мать молча терпела всё это, убиваясь на собственной работе. Читать это у Идиатуллина иногда немного жутко - такое впечатление, что он забрался в мои воспоминания и вытащил их на страницы книги.

Описанная автором улица - это та улица, на которой вырос я сам. Заброшенные стройки, арматура, тёмные подворотни, пространства между гаражами, где людей в темноте колотят по голове, воняющая тряпками школа, разборки за углом, муторный страх в животе перед дракой, когда нужно бить по очереди двумя руками, потому что драться ты не умеешь, а если ударить дважды, то вероятность попасть больше. Я как-то раз очнулся в не очень трезвом состоянии посреди кипящей драки, в которой условные мы били условных тех, при этом те были, судя по погонам, подполковниками и майорами - в темноте большие звёздочки приняли за маленькие, и думали, что сражаемся с лейтенантами. И очнулся-то я от того, что оттаскиваю от какого-то поверженного за залитую льдом землю мужика в форме своего соратника, который замахивается на него огромным гаечным ключом. Я чётко помню это ощущение, как будто мы с этим моим товарищем летим на самолёте куда-то в тёмную пропасть, и чтобы не убиться есть буквально пара мгновений. Мгновений хватило, гаечный ключ ничего никому не сломал, хотя без последствий эта драка никому почти не обошлась. Почти точно такие же драки описаны у Идиатуллина, у которого взрослые мужики для того, чтобы не бояться охамевшую шпану, вынуждены сбиваться в свои мужские стаи.

Детские влюблённости - точно такие же, какими они, вероятно, были у нас. Ничем не примечательный девчонки, которые с годами знакомства вдруг превращаются в невероятных красавиц, рядом с которыми теряешь голову. Неожиданные открытия, когда вдруг оказывается, что ты предельно интересен не одной, а сразу нескольким девчонкам. Первые пьянки - все сплошь неудачные попытки казаться взрослее. У Идиатуллина нет наркотиков - одно курево, но в Домне в 90-х было очень много конопли со всеми её производными и дешёвого китайского спирта, который продавали по 20 рублей за порцию, которую можно развести на поллитра, в каждом пятом доме.

У нас даже был ровно точно такой же гараж, как у отца Артура - между первым гарнизоном и деревней. И точно так же в гараже был погреб, в котором стояли точно такие же банки, которые точно так же примерзали к полкам, и где точно так же можно было задохнуться в погребе, если бы кто-то захотел тебя в нём закрыть.

Параллели почти бесконечны - автор описал моё детство, сумев соединить его с бытом и работой огромного и немного искусственного моногорода, переживаниями и бедами взрослых людей, восприятием в советском обществе войны в Афганистане и её солдат, переживаниями этих солдат и их бесплодными часто попытками найти себя в гражданской жизни.

Говорят, что "Город Брежнев" есть в шорт-листе какой-то премии, но и без премий для меня это одна из самых удивительных книг, которую я когда либо читал.

Отдельно доставляет тот факт, что можно сказать автору спасибо и вполне вероятно, что он это спасибо услышит. Шамиль, спасибо, и дай нам бог ещё ваших книг.

На любителя.
Ожидал большего про жизнь в начале 80-х, но книжка скорее о конкретном городе и конкретном человеке.
Но все не так просто с книжкой.
С одной стороны, это такой роман про подростков и взросление. Поэтому его не очень интересно читать взрослому — впрочем, если у вас с началом 80-х что-то связано личное, то все равно интересно. С другой стороны, такая книга могла бы появиться году в 90-91, такой последний перестроечный роман о позднем застое. Но тогда автор был слишком молод и написал его только сейчас. Но самое интересное ощущение у меня вот какое. Автору удалось описать словами это вот ощущение хрупкости жизни накануне. Вот живет подросток Артур в городе Брежневе (а такой город если кто не не знает, был - в 82-88 годах так называли Набережные Челны), ездить в пионерский лагерь, учится, папа у него на КамАЗе работает. Все вроде так хорошо и оптимистично, а потом постепенно все мрачнеет, детство уходит, за фасадом безоблачного счастья выступают серьезные проблемы - уличные банды, милицейский безнаказанный террор, в Афганистане война, на которой одних убивает и калечит, а другие возвращаются в мирную жизнь с изменившимся сознанием, завод гонит брак, первая любовь оказывается шлюхой, папа, который в начале романа фигурирует как Вадим, оказывается Вазыхом и мы понимаем, что Артур живет в татарско-русской семье, в 83 году это совершенно неважно, хотя в нескольких сценах становится понятным, что все-таки важно.
Заканчивается роман февралем 1984 года, когда умирает Андропов. Но мы-то знаем, что все самое главное только начиналось.
Короче говоря, непростая книжка.
В литературном смысле не идеальная, я бы сократил производственную составляющую. Но все-таки рекомендую.

Книга очень сильная, хотя остается впечатление, что автор писал на одном дыхании, не работал над ней - как сложилось, так и сложилось. Композиционно можно было бы отточить, избавиться от провисаний. В нарочитую примитивность языка (повествование ведется от лица персонажей, людей незатейливых) можно было бы добавить красок. В сюжете есть грубоватые швы. Необоснованным показался резкий переход главного героического персонажа в главные злодеи. Т.е. в принципе понятно, но, повторяю, слишком резко, не очень мотивированно: почему человек, который по сюжету способен на жестокость, но вроде бы не способен на подлость, на удар в спину, совершает такую гнусную, изощренную и трусливую попытку убийства.
В целом - одно из сильнейших читательских впечатлений последнего времени, книга не отпускает.

Спасибо, Шамиль, за книгу!!!!! Наконец-то появилась книга советского детства, которую так не хватало. Воспоминания сразу в памяти!
Реально прошлась по улицам своего детства и своего комплекса Набережных Челнов. Читается легко и показана действительность 80-х годов, всё как было при нас, когда мы такими же 14 летними подростками росли в городе Брежнев! Да, были времена точно такие в Брежневе, но мы всегда, как и герои книги звали город Набережные Челны. "Широкоштанники" так мы звали наших пацанов, многие их которых погибли от драк и разборок. Купила книгу в Нижнем Новгороде ...лежала на полке предпоследняя!
Юлия В.

Я так хотел, чтобы книга не заканчивалась. Это настоящая жизнь внутри вымысла.

Очень долго читала. Сразу проглотить такое невозможно. Автору большой респект. Все герои живые, настоящие, как и ушедшая эпоха великих строек, социализма еще без человеческого лица, а потому еще верящего в светлое будущее. Которое у нас никак не построить.

давно не читала таких пронзительных книг. Мы , поколение 70х , только сегодня, оглянувшись назад, можем понять в какое страшное время прошла наша молодость. А когда оно было не страшным? может сейчас? Увы ! По-другому, но не лучше. ПрОклятая страна...

Челны по-прежнему город сквозняков и там по-прежнему жутковато от одинаковых домов, прямых проспектов и памяти о смутных 1980х.

Второй раз за два года следует крепкий «татарский удар» в современной литературе. То есть выход отличной книжки, написанной писателем татарского происхождения. Следом за Гузелью Яхиной в финал «Большой книги» прорывается Шамиль Идиатуллин с романом «Город Брежнев». Ждал автор, ждал книжку о восьмидесятых, не дождался и написал сам.
Вообще, тема опасная для читательского восприятия. Видишь «восьмидесятые» и напрягаешься, ожидая спорной политизации, рассуждений о гнилости «совка» или напротив о том, как великую страну продали и слили буржуям за джинсы и пепси-колу. Но в данном случае опасения напрасны. Книга действительно просто о восьмидесятых годах, без политики и глобальных рассуждений на тему «кто виноват» и «что с ним за это надо сделать». В романе «Город Брежнев» автор просто делает срез эпохи и рассматривает его под литературной лупой. Никакого бизнеса, только личное. Только личные впечатления-воспоминания автора. Ну, как мне кажется. И хорошо, что воспоминания не выражены в открытом виде, а завернуты в роман с героями, сюжетом, началом и концом.
Как мне кажется, автор ставил своей целью именно представление эпохи глазами, прежде всего, паренька 14 лет (то есть почти своими собственными), во-вторых, просто напоминание читателям о различных элементах или непременных атрибутах первой половины восьмидесятых. И только на третьем месте для него идет сюжет. Да и он сам выстроен так, чтобы узнаваемо показать, скажем так, основные городские локации андроповских лет: пионерлагерь, школа, двор, молодежные опасные тусовки, партийные органы, милиция, дружинники, заводское производство, очереди в магазинах.
Хронологически повествование охватывает период от лета 1983 года до зимы 1984 года. Место действия – город Брежнев. Я, кстати, не встретил ни одного человека, который знает, что это за город такой – забыли уже. Да я и сам того… не очень-то. Набережные Челны. Впрочем, интернет для узнавания не потребовался, герои романа, те, кто постарше, то и дело срываются на «Челны». Как у нас долго еще спрыгивали на «Горький» вместо «Нижний».
Само повествование ведется от части к части с разных точек зрения. Автор как бы переключается с мозга одного человека на голову другого. Основным героем, конечно, является восьмиклассник Артур Вафин. Его автор выделяет, в соответствующих частях ведя речь от первого лица. Все остальные – молодая школьная учительница, афганец-дембель, родители Артура – проходят от третьего лица. И в переключении на них как раз становится заметно, что эти линии нужны исключительно для показа различных сторон жизни в восьмидесятые: школа, завод, райком, обком, планы, магазины, «достать дефицит», Афганистан и слухи о нем в тогдашнем советском обществе. Эти сюжетцы – аппендиксы, без них основная линия Артура разве что обеднеет или оскудеет, но не прервется.
Автор – почти ровесник Артура (я-то заметно помоложе буду, но кое-что узнается и мною). Пожалуй, потому и сосредотачивается на нем. Как учат нас классики, пиши либо о том, что хорошо знаешь, либо о том, чего не знает никто. Свидетелей эпохи «Города Брежнев» у нас очень много, потому писать нужно так, чтобы не сфальшивить, а то махом накроют. Накроют, конечно, те, кому от сорока (лучше сорока пяти) и выше. Более юным же читателям фальшь подсовывать еще более паршивое занятие. Они и так те времена воспринимают как предшествовавшие апокалипсису, так что незачем еще пуще нагнетать.
Апокалипсис 1991 года апокалипсисом. Действительно, этот рубеж воспринимается как что-то вроде 1917-го или 1941-го. (Кстати, только в нашей стране восприятие XX века разбито на резко обрывающиеся этапы?) И есть соблазн пренебрежительно относиться к сюжетам, развивающимся накануне ключевых дат. Дескать, как вы ни копошитесь, а топор над вами уже занесен. Но ведь люди-то жили в непрерывном режиме. Какие бы события не кипели в столице. И жизнь их цельная, а не сшита из разрозненных кусков. Я это всё к чему завел – в романе «Город Брежнев» автор как раз выстраивает жизнь персонажей как цельную, он не торопиться как бы закруглить всё в преддверии грядущих событий. Жили Вафины в восьмидесятых. Жили в девяностых и сейчас, поди, живут. И сейчас они такие как есть именно потому. Что определенным образом жили тогда. Жили бы по-другому, стали бы другими.
А возможностей у Артура покатиться в другую сторону хоть отбавляй. Дефицит, всеобщее партийное вранье, вранье на школьно-пионерском уровне, производственные проблемы с планом, даже Афганистан – всё это мало затрагивает непосредственно самого Артура. Он варится в условиях закипающей уличной войны между шпаной разных районов.
Вот, кстати, тоже интересная тема – откуда возник этот всплеск уличного насилия? Да и возник ли он внезапно. В «Городе Брежнев» есть рассуждения старших на тему того, что уличные полубанды сколачиваются целенаправленно вышедшими уголовниками, переносящими в юношескую среду уркаганские обычаи. Но так ли это? Взрослые, они ведь такие. Они в романе да и в реальности, видать, мало представляют реальную жизнб молодежи. Им удобнее приписывать всему легко объяснимые причины, желательно наиболее комфортные и наименее неприятные для них лично.
Нормально так всё списать на уголовников, а сами? Нормально так воспитывать молодежь в условиях повального само- и взаимообмана, проще сказать «вранья» со всеми этими партсобраниями и прочим пионерским очковтирательством, в которое к восьмидесятым не верило подавляющее большинство самих говорящих. Нормально задаваться вопросами, откуда у мальчишек тяга к магнитофонам и джинсам, при этом носясь за дефицитными стенками и телевизорами? Нормально закрывать глаза на опускающуюся милицию, всё более возводящую между собой и обществом стенку взаимной искренней ненависти?
Не скажу, что именно это привело к такой эволюции уличных тусовок, но при чтении «Города Брежнев» вопросы посещают сами собой. Автор их не формулирует, он просто рисует картинки, не забывая кольнуть воспоминаниями программ типа «Будильник» или мультика в начале «Испанского языка», знакомыми нам с детства (или вернее только по детству и знакомыми) анекдотами про американского президента и нашего кого-нибудь, массой вбрасываемых названий фильмов или цен типа «мороженное за десять копеек». То есть воссоздавая атмосферу восьмидесятых. И уж что-что, а это автору удалось.

8 из 10

Нелюбимое время, нелюбимая среда, всё нелюбимое и всё не моё. Но почему-то на три дня выпала из жизни, вцепившись в эту книгу. Похоже, что это показатель.