Истоки тоталитаризма

Сила тоталитарной пропаганды (еще до того, как тоталитарное движение получает возможность опустить железный занавес, чтобы помешать кому-либо нарушать, даже малейшими намеками на реальность, мертвое спокойствие полностью воображаемого мира) заключается в ее способности отсекать массы от реального мира.

Человека в нетоталитарном мире подготавливает для тоталитарного господства именно тот факт, что одиночество, когда-то бывшее лишь пограничным опытом сравнительно немногих людей, обычно в маргинальных социальных обстоятельствах, таких, как старость, стало повседневным опытом все возрастающих в числе масс в нашем веке. Тот безжалостный процесс, в который тоталитаризм загоняет и которым организует массы, на поверку выглядит как самоубийственное бегство от этой реальности массового одиночества. "Холодная логика" и "всесильные щупальца" диалектики, охватывающие человека "со всех сторон клещами", начинают казаться чем-то вроде последнего оплота в мире, где ни на кого и ни на что нельзя положиться. Видимо, только это внутреннее принуждение, единственным содержанием которого является полное исключение противоречий, как-то еще подтверждает, удостоверяет подлинность существования человека вне всех его отношений с другими людьми. Внутреннее насилие над собой ввергает человека в пучину террора, даже когда он один, а тоталитарное господство старается никогда не оставлять его одного, кроме крайней ситуации одиночного заключения. Разрушая всякое свободное пространство между людьми и насильственно сдавливая их друг с другом, тоталитаризм уничтожает и все созидательные потении человеческой изоляции. Непомерно насаждая и прославляя трафареты логического рассуждения в условиях массового одиночества, когда человек знает, что, отступи он хоть на йоту от первой посылки с которой начинался весь процесс, и он все потеряет, тоталитаризм начисто уничтожает даже ничтожные шансы того, что когда-нибудь одиночество сможет преобразиться в уединение, а логика в мышление.

Нацисты питали подлинное и никогда не подвергавшееся сомнению презрение к узколобости национализма, провинциализму национального государства. Они вновь и вновь повторяли, что их "движение", интернациональное по своим целям, как и большевистское движение, важнее для них, чем всякое государство, которое необходимо будет связано с какой-либо определенной территорией.

У нацистского "национализма" много общего с националистической пропагандой недавнего времени в Советском Союзе, где она также используется только для того, чтобы дать пищу предрассудкам масс.

К несчастью, на самом деле факты показывают, что современный антисемитизм рос в той мере, в какой шел на спад традиционный национализм, и достиг он своей кульминации в тот момент, когда рухнула европейская система национальных государств с ее неустойчивым равновесием сил.

Антисемиты, назвавшие себя патриотами, ввели в употребление тот новый вид национального чувства, который состоит в первую очередь в полном обелении своего собственного народа и в огульном охаивании всех прочих.

Человек продал душу дьяволу, но дьявол не захотел взять душу, а боги одарили его всем возможным на земле счастьем.

Первые поколения образованных евреев еще искренне хотели утратить свою идентичность евреев, и Берне писал с огромной горечью: "Некоторые попрекают меня тем, что я еврей, некоторые хвалят меня за это, другие прощают это, однако все думают об этом".[119] Воспитанные по-прежнему на идеях XVIII в., они мечтали о стране, в которой не будет ни христиан, ни иудеев.

Отныне каждому предстояло доказывать, что хотя он и еврей, но все же не еврей.

Этот кажущийся парадокс был прочно укоренен в действительности. Нееврейское общество требовало, чтобы новичок был так же "образован", как оно само, и чтобы он, не ведя себя как "обычный еврей", создавал что-нибудь экстраординарное, поскольку он ведь, в конце концов, еврей.