Майя Плисецкая

«Не смиряйтесь, до самого края не смиряйтесь. Даже тоталитарные режимы отступали, случалось, перед одержимостью, убежденностью, настырностью. Мои победы только на том и держались», – написала однажды Майя Плисецкая.

Можно подивиться: а чего ей не хватало? Ну не ездила за границу – так и миллионы других не ездили. Работы ее не лишали, кусок хлеба был… Майя Михайловна отвечала на подобные вопросы так: «А что и впрямь человеку надо? Про других не знаю. А про себя скажу.
Не хочу быть рабыней.
Не хочу, чтобы неведомые мне люди судьбу мою решали.
Ошейника не хочу на шее.
Клетки, пусть даже платиновой, не хочу.
Когда приглашают в гости и мне это интересно – пойти хочу, поехать, полететь.
Равной с людьми быть желаю. Если мой театр на гастроли едет, вместе с ним хочу быть.
Отверженной быть не желаю, прокаженной, меченой.
Когда люди от тебя врассыпную бегут, сторонятся, говорить с тобой трусят – не могу с этим примириться.
Не таить, что думаю, – хочу.
Опасаться доносов – стыдно.
Слежки стерпеть не могу.
Голову гнуть не хочу и не буду. Не для этого родилась».

Примерное дневное меню балерины такое: завтрак – овсянка; обед – овощной суп, овощной салат; ужин – рис, салат и рыба.

Рыбу можно есть лишь изредка. А вот чечевица, брокколи, овес, ячмень – приветствуются

Мясо, яйца, молочные продукты, специи, томаты, картофель, шоколад, кофе для женщины, желающей сохранить фигуру, – под запретом.

Ценой невероятных усилий ей удалось вернуть себе хорошую форму и продвинуться вперед.

Из кожи лезь, чтобы наверстать упущенное!» Майя так и поступила – занималась упорно, целыми днями дрессируя свое тело.

Если не любить балет, то подобной «каторги» долго не выдержать.

Не смиряйтесь, до самого края не смиряйтесь. Даже тоталитарные режимы отступали, случалось, перед одержимостью, убежденностью, настырностью.

Плисецкую она прозвала «рыжей вороной». Рыжей, потому что рыжыми были ее волосы, а вороной – потому что ученицей Майя была невнимательной и плохо умела сосредотачиваться. Некоторые комбинации ей приходилось повторять по два-три раза, а этого суровая педагогиня не любила. Другую она бы давно уже выгнала из своего класса, но Плисецкой ее недостатки прощала.
«То, что я занималась у нее такое короткое время, может быть, каких-то три месяца, и не поехала к ней в Ленинград, когда она меня позвала, – моя вечная, незаживающая рана», – признается Плисецкая. Строптивая Ваганова, поссорившись с дирекцией Большого, уехала и звала с собой Плисецкую. Та не решилась покинуть столицу, о чем потом горько сожалела, вспоминая слова Агриппины Яковлевны: «Приезжай, мы сделаем «Лебединое» так, что чертям тошно станет». И напутствие Марины Семеновой: «Поезжай, ведь она умрет, и ты себе никогда этого не простишь». «Так я себе этого и не простила по сей день», – признается Майя Михайловна.