Из Африки

Давай позволим себе бессмысленный риск! Какой иначе смысл в нашей жизни?

Блюда он называл по событиям, случавшимся в дни, когда ему их показывали, поэтому мне приходилось слышать от него о соусе-молнии-ударившей-в-дерево или соусе-издохшей-лошади.

Однако счастье в полете дарят не виды, а сама ваша деятельность: радость и восторг летчика заключаются в самом полете. Жители городов — унылые невольники единственного измерения: они ходят по одной линии, как привязанные. Переход от однолинейности даже к двум измерениям при прогулке по полю или лесу — уже восхитительное освобождение для этих рабов, сродни Французской революции. Но только в воздухе обретается полная свобода жизни в трех измерениях; после долгих веков заточения и мечтаний человеческое сердце вырывается в пространство.

Я послала за ее старыми родителями, которые стали убиваться над телом. Я знала, что кроме прочего смерть дочери означает для них крупный убыток, ибо девушка была на выданье, что сулило им немало овец и коз, а также пару телок.

Белый человек, пожелав сделать вам приятное, написал бы: «Никак не могу тебя забыть». Африканец же говорит: «Мы думаем, что ты никогда не сможешь забыть нас».

ют свои расшитые бисером кожаные одеяния, равно как и свои тела, землей, превращаясь в одетых истуканов, выполненных умелыми мастеровыми. Юноши являются на нгома в одних набедренных повязках, зато уделяют большое внимание прическам, вымазывая космы и хвосты мелом и гордо задирая головы.

нет худшего порока, нежели пессимизм.

Тропическая ночь отличается повышенной общительностью

— Ваша светлость, змей приходится любить, тут ничего не поделаешь. Я говорю вам это на основании собственного жизненного опыта и прошу принять это как наилучший совет: любите змей! Прикиньте, ваша светлость, как часто — да что там, практически всякий раз! — когда мы просим у Господа рыбу, Он посылает нам змею.

Жизнь моя, я не отпущу тебя, покуда ты меня не благословишь, но после этого я перестану тебя удерживать.