Воспоминания

Хобби может завести человека довольно далеко: настолько, что из любителя, занимающего этим делом для себя, сделаешься полупрофессионалом.

«Покуда мы не можем достичь абсолютной истины, нам приходится довольствоваться относительными истинами и взаимно друг друга корректировать, а также иметь мужество оставаться односторонними — в многоголосом оркестре психотерапии мы не только вправе сохранять свою односторонность, но даже обязаны ее беречь

Я полностью убежден в недостаточности моих усилий, о чем тоже не раз говорил. И убежден в односторонности, ограниченности логотерапии — однако такой односторонности невозможно избежать. Кьеркегор как-то сказал: кто вносит исправления, тот вынужден быть односторонним — «дельно односторонним».

включил в книгу «Доктор и душа»: «Живи так, словно живешь уже во второй раз и при первой попытке испортил все, что только можно испортить». Такая фантазия о собственной биографии способствует значительному усилению чувства ответственности

Наконец, есть в старении и еще один аспект: мысль о бренности человеческого бытия, однако наша кратковечность должна прежде всего пробуждать чувство ответственности: признать ответственность как основу и смысл человеческого бытия.

Я не боюсь стареть. Оговорюсь: старение не страшит меня до тех пор, пока мне удается расти в той же мере, в какой я старею. А мне это удается, тому порукой, что законченная две недели назад рукопись сегодня меня уже не вполне устраивает. Процесс компенсации продолжается весьма активно.

Еще говорят, время — деньги. Для меня время гораздо дороже денег.

Сами по себе они меня, признаться, мало интересуют: главным образом интересуют постольку, поскольку человек, как я считаю, должен располагать деньгами, но смысл иметь деньги заключается в том, чтобы иметь возможность не думать о них…

Многозначительна и подпись под фотографией, на которой запечатлен наш визит в подвал, где дегустировалось молодое вино: «Прошлое уходит, былое приходит». Этот афоризм указывает на сходство наших теорий.

Должен сказать, что всегда, в том числе и в этом случае, великие люди, имевшие полное право критиковать меня, проявляли деликатность и, не сосредотачиваясь на моих недостатках, старались разглядеть нечто позитивное. Так вышло не только с Мартином Хайдеггером, но и с Людвигом Бинсвангером[75], Карлом Ясперсом[76] и Габриелем Марселем[77].

Среди моих личных впечатлений одним из самых ярких стала дискуссия с Мартином Хайдеггером[74], когда тот впервые приехал в Вену и навестил меня.