Писатель как сотоварищ по выживанию

В литературно-издательской России люди, как правило, живут так, будто собираются жить вечно. А умирают рано. Если это объяснение, то очень печальное. Ну да ладно: вот они, эти двадцать лет, усвистали как не бывало, и стихи Чурилина наконец-то вышли [3]. И я вовремя оказался в солнечной и сыплющей мелким необидным дождиком мартовской Москве и обзавелся элегантно изданным двухтомником.

Не устаю, кстати, твердить о значении «Сумерек» в истории новейшей русской литературы — собственно, полную их подшивку давно бы следовало издать в серии «Литературные памятники». Вот с тех пор, с 1992 года, я и начал ждать «полного Чурилина», предвкушая новые великие стихи, потому что как мини-мум «Конец Кикапу», «Конец клерка» и «Военные стихи» («Приезд принца» и «Смерть принца») — это, несомненно, великие русские стихи.

В литературно-издательской России люди, как правило, живут так, будто собираются жить вечно. А умирают рано.

самым якобы простым и естественным образом перекидывало мостик через пропасть между временами и культурами, казавшуюся тогда непреодолимой

В темноте и слякоти бесконечной советской зимы, в ее рыбьем жире, в ее удушливом холоде она была сухой и светлой голубкой из солнечного леса «мировой культуры».

Что, собственно, страшного произошло? Миллионы людей заплатили немного денег не за полбутылки виски, не за билет на дебильное кино и не за пластинку какой-нибудь пролетарской электромузыки, а за несколько слов умирающего старика