Destruam et aedificabo (Разрушу и воздвигну)

— Проснись, сто девяносто девятый, тебе ещё предстоит исправить свои ошибки в другом месте, ведь ты — целитель по воле Всевышнего.

— Только если для своей блядской родины, — резко отвечает целитель, чувствуя тихий прерывистый вздох. — Я его никому не отдам, Мин Юнги: ни тебе, ни смерти, ни Богу, ни в этой жизни и даже не в следующей. Если ты хочешь убить — убей меня тоже.

— Чонгук... — мягко начинает Тэхён, но целитель даже на него смотрит зло, чтобы выцедить:

— С меня, чёрт возьми, хватит. Я больше не позволю чему бы то ни было в этом мире разлучить тебя и меня. Я без тебя чуть не умер. Я не хочу больше так.

— А я люблю тебя. Со всеми твоими личностями. Со всеми иллюзиями.

Армии схлёстываются ещё яростнее, подстёгиваемые неописуемым страхом. Тэхёну тошно и больно, а ещё — интересно, около кого он. Кого защищает, готовый исцелить любое ранение? Или, быть может, защищают его? Пожалуйста, пусть его защищают, всегда защищают, этого ребёнка, столь яркого, словно действительно Огненный, нежного, чуткого, глупого, такого беспомощного

Этот день убьёт его. Вот она, кара небесная, догнала, наступила на пятки, заставила сердце кровью облиться и душу наизнанку вывернула осознанием собственной никчёмности, тленности и неизбежности: он бежал от смерти, спасая разбитое по непонятной причине, блять, сердце, но она всё равно догнала, всё равно улыбается, за спиной стоя, а то, что в груди, всё равно не собрать.

голос срывается, а сам Чонгук делает глубокий прерывистый выдох, чтобы наконец-то закончить: — Будто буду в этой любить, и в следующей тоже, если таковая имеется.

— Это так иррационально и глупо, но я не смогу этого вынести, если же это случится в действительности. Имею в виду, что это так странно: влюбиться в человека, будто знал его всю свою жизнь, и любить его казалось таким правильным, а я просто испортил всё из-за дурацкого желания разобраться в себе. Просто, чёрт, знаешь, я упал с головой в этот омут. Он разбил меня к чёртовой матери, я будто действительно знал его целую вечность, и неожиданно полюбил просто так, ни за что, да ещё и так сильно, будто… — его

Привязанность — это больно.

Чимин не хочет боли.

Но тогда почему по сердцу режет так сильно?

...Где-то вдалеке, за самым лесом, ныне скрытым во тьме, он, лёжа в постели, слышит рёв рога.

«Ты целитель по воле Всевышнего. Так будь им».

Война здесь, и Чимин будет бороться.

И в этой, и в следующей жизни.

Если таковая имеется.

белом!

— Один человек как-то сказал мне, что я страстен настолько, что должен обладать магией огня, а не целительства, — неожиданно тихо и ломко роняет Чонгук, вокруг воцаряется тишина. — Красный — цвет страсти, да? Пусть будет он?

— Зелёный.

Это Чимин произносит резко, глядя в окно рядом с собой, и каждый из магов переглядывается недоуменно между собой.

— Почему зелёный? — интересуется удивлённо Намджун.

— Просто зелёный, — пожимает некромант плечами. — Столь важно, в чём дохнуть в итоге? Идиотский фарс, идиотский пафос, идиотское, лишённое логики решение. Позовёте, когда нас будут отзывать на фронт, — рявкает, а потом быстро встаёт и выходит из комнаты, хлопнув дверью.