Необузданная сила

Он провел час после его конфронтации с Юноной, меняя один из зеленых кристаллов в оружии Кота на синий, который он нащел на Kaшиике. Потребовалось достаточное количество точных настроек прежде, чем лезвие приобрело свой новый характер – цвет яркой блестящей воды с неожиданно превосходными оптическими свойствами. Само лезвие ничего не весило, но, так или иначе, оно казалось легче в его руке и двигалось с большей скоростью. Он был уверен, что теперь его оружие было лучше, чем прежде.

И оно было его. Независимо от того, откуда кристалл, от кого или кому он когда-то принадлежал, он был теперь его и световой меч - тоже. Он вставал на колени, поднимал лезвие к лицу и смотрел на него, пока мир, казалось, не исчезал. Вода заставляла его думать об океанах и дожде, а не крови его первого светового меча, но это особо не касалось его. Он только нуждался в этом лезвии, пока его миссия не была завершена, в каком бы времени он мог получить новые кристаллы от его Учителя и сделать полностью новый световой меч ситха.

Однажды, вспомнил он, она подошла слишком близко к нему, и он не принял этого. Теперь же было слишком поздно. Они испытывали чувства друг к другу, что он не мог отрицать - и теперь она знала правду о нем и его продолжающемся заговоре с Дартом Вейдером. Он должен был убить ее немедленно, чтобы не пострадал план. И в этом не было никаких сомнений.

«Вся моя жизнь», думал он про себя, «была исключительно жизнью ученика Дарта Вейдера. Теперь я понимаю, что я, возможно, имел свое прошлое перед этим с отцом, именем, биографией. Кем был этот Гален? О чем он мечтал, на что надеялся, чего боялся. Что заставляло его радоваться? И что заставляло его кричать?»

Казалось невозможным, что он мог забыть такое, как смерть его отца, но он знал, что серьезная травма могла вызвать частичную или полную амнезию. Поэтому он не мог ничего исключать.

И оставался вопрос: имело ли это значение? Кем бы он когда-то ни был, о том существе забыли, и его цель теперь была неизменна. Он был учеником своего Учителя; они были бы победителями; и Юнона узнала бы, наконец, что она не предавала Империю. Если бы только, подумал он, я мог сказать ей это сейчас…