Ванька-ротный

Инструментальная разведка отсутствует, аэрофотосъемка обороны противника не ведется, крупномасштабные карты отсутствуют. В общем, у нас действует один метод: — Давай, давай! Это мы слышим каждый день. И ещё на нас давит и грозит командир полка и разведотдел дивизий.

Пока тебе делают перевязку обмундирование и твой вещмешок перетряхнут и прощупают по швам. Глядишь, потом чего-нибудь и не досчитаешься из личных вещей. Особенно добросовестно санитары чистили тяжелораненых. Тот на костылях может за свой мешок постоять. А этот не встанет, не побежит. Пока его на костыли поставят, он и знать не будет где и как это произошло.

еня направили в 52 гвардейский стрелковый полк. Начальника штаба майора Донисова Н.И. я знал в лицо. Мы прежде несколько раз встречались с ним в штабе дивизии. Меня назначили к нему помощником по разведке. С командиром полка я не был знаком.

Квашнин, вероятно, заметил, что капитан говорит не дело. Он видел, что Каверин пытается поддеть майора. Квашнин метнул на него быстрый взгляд и Каверин недовольный этим взглядом сделал дурацкую физиономию и надул вытянутые губы.

н объявил мне, что я назначен начальником штаба отдельного пулемётного батальона. Батальон будет входить наравне с полками в дивизию, и из этого следовало, что боевые задачи нам будет ставить командир дивизии полковник Добровольский и его штаб. Запомнилось мне имя полковника – Ерофей.

Политрук Соков благополучно добрался до медсанбата. Потом,как я узнал, его отправили в эвакогоспиталь в город Торжок. Из Торжка его эвакуировали в Иваново и потеряв ногу на фронт он больше не вернулся. Жил он в Москве на Магистральной улице, а в последнее время переехал в Строгино.

Была среди нас одна светлая личность – химик полка. Где он теперь? Вот у кого были быстры и проворны вши. По полку даже ходили слухи, что он за красненькую давал по паре своих вшей другим на развод.

– На, бери, – говорил он, – не пожалеешь! – И поднимал указательный палец многозначительно. – Осторожно сажай! Куда суешь? Сажай по мышку! – Ноги не повреди! Через пару дней можешь играть на них.

У некоторых отъевшихся интендантов вши были ленивые, брюхастые, на коротких ножках, с толстым отвисшим задом. А у химика наоборот, худые, поджарые, с длинными и сильными ногами, как у стайеров бегунов.

Нащупаешь ее легонько под мышкой! Деликатно бери, чтобы ножки не помять. На холодном столе не держи! Переохладиться может. Ты ее лучше для пробы на теплой ладони побегать пусти. Потому, как она торопливо бежит, как на свету ножками шевелит – можно сразу сказать – способна она? Можно ставить на нее полсотни? Или подождать? Другую достать? Не всегда угадаешь, пока подберешь достойную.

Статистика игры неумолима. Если твой партнер лысый в годах и у него округлился животик, если его физиономию бреет полковой парикмахер Еся Кац, то какая тут может быть прыть и приличная скорость? По телу у него ползают неповоротливые твари. У него, конечно руки чешутся. Ему охота выиграть ценную трофейную вещицу. Кольцо там или портсигар. Я не говорю про часы на семнадцати камнях. В игре он не может рассчитывать на успех своих тихоходных вшей. Он тоже хочет играть на быстрых и шустрых легавых. Вот и платит он химику за каждую пару по червонцу.

Как я и говорил, так всё и случилось. За этого фрица нам здорово намылили /морду/ шею. Мы действовали без приказа и разрешения свыше. Немец оказался больным. Нас, конечно, отлаяли как следует. Хорошо, что Малечкин заступился. Так закончился ещё один эпизод из нашей фронтовой жизни.

Дело, конечно, не в том, какой попался нам немец. Мы шли на риск. Обнаружь нас случайно немцы на дороге, мы могли бы не вернуться назад. Всё дело только случая. Мы рисковали жизнью.

Вот если бы мы по заданию начальства пошли, им обломились бы ордена, а нам глядишь и медали. Награды не дают за то, что совершил. Какое боевое задание ты выполнил? Кому это выгодно? Вот в чём вопрос.

– А на кой нам эта политика? Возьмем немца живьем вот и политика!

– Нет, Самохин! Ты главного не усек. Зачем Малечкину языки? Пулеметчики должны держать оборону, а не за языками ходить! У тебя от безделья руки чешутся. Ты так и скажи! Душа у тебя горит, что-нибудь сделать охота! А мы вот привыкли к спокойной жизни, завалялись в лесу. Нам ничего не нужно и ничего неохота. Если мы и рискнем схватить твоих немцев, ты не думай, Самохин, что тебя наградят. Награды в руках держит начальство.

Для того чтобы получить награду, подвига мало. Нужно, чтобы начальство этого захотело. Нужно показать свое усердие и иметь незамаранную репутацию. А ты сколько ни совершай – награды не получишь.

Солдаты твоей роты съели лошадей. Посмотри на тыловиков. Они все ходят с орденами и медалями. Прочитай их наградные листы. Что там написано? Они все воевали, а ты с солдатами в окопах отлеживался.

Ты вот пойдешь, возьмешь языка, а к награде представят другого. Посмотри на полковых и тех кто служит в дивизии, они все за участие в боях обвешаны медалями. В царской армии за это с офицеров полка давно бы погоны поснимали.

А теперь мне скажи, ради чего ты пойдешь брать языка? Просто так или ради награды? Ты ведь под пули полезешь! Интересно знать, что тебя толкает на это? Я в дивизии, считай, больше года и все время в боях. Командиром стрелковой и пулеметной роты был. Вот эти два месяца числюсь начальником штаба. Пленных брал – и солдат, и лейтенантов, и даже майора. И что за это я имею?

Трассирующие идут то по правой, то по левой стороне дороги. Мы с ординарцем лавируем. Но разве угадаешь, по какой стороне они сейчас полетят? Сначала они пролетят мимо, только тогда ты определишь свое место. Можно было сойти с дороги, лечь в снег и переждать. А если он будет стрелять до утра? Кроме того, ты идешь не один. Глаза солдата следят за каждым твоим движением. Для ординарца ты образец и эталон для подражания. Нельзя, чтобы солдат усомнился в своем офицере, потерял веру. Если офицер полка от каждого щелчка и выстрела вздрагивает и пригибается, то кто командует солдатами – паникеры к трусы?