Пелам, или Приключения джентльмена

– В глубоком, тягостном молчании смотрел я на обращенное ко мне искаженное лицо мертвеца. Темное, смутное чувство благоговейного страха наполнило мою душу. Я стоял один под небом, торжественным и святым, и ощущал над собою десницу божию: произнесен был таинственный и ужасный приговор. Кто-то пресек в самом разгаре мою неистовую и нечестивую ярость, словно бессильный гнев ребенка; некое всевидящее око следило за тем, как шаг за шагом развивался мой замысел, начертанный жалким моим разумом, и некая неисповедимая, грозная воля разрушила его именно в то мгновение, когда он, казалось, должен был увенчаться успехом. Я жаждал гибели своего врага, и вот желание мое исполнилось – каким образом, я не знал и не мог догадаться. Здесь, у ног моих, лежал он, немой и бесчувственный, комок праха земного. Казалось, что в тот миг, когда я уже занес руку, божественный мститель сам применил власть, по праву ему принадлежащую; казалось, ангел, уничтоживший некогда ассирийские полчища, снова устремился с неба, чтобы поразить жертву, хотя и более ничтожную, и, покарав смертного преступника, навеки положил предел мстительным замыслам его врага из числа таких же смертных!

Я слез с коня и склонился над убитым.

К счастью, мир наш устроен таким образом, что в нем все находит себе применение.

Быть может, все мы пишем с некоей тайной целью, до которой публике никакого дела нет. И если каждый читатель ищет в любой книге родственные себе моральные принципы, то ни один из них даже случайно не уловит того, что автор в глубине души стремился ему внушить.

привык говорить весело о серьезном и серьезно о пустом и веселом; на контрастах такого рода основан и юмор романа.

«Вы должны сообщить мне, — пишет, например, Пелэму его приятель Гьюлостон, — свое искреннее, беспристрастное и серьезно продуманное мнение о жарком из дикой козы».

У него истинная и простая жизнерадостность: его возмущает мнение, будто бы все мрачное — глубоко, а все радостное — поверхностно. Он отвергает философию, у которой вместо письменного стола — гроб и вместо чернильницы — череп.

Пелэм крайне любознателен и тщеславен. Это человек упорный и скрытный, отлично понимающий ничтожество карьеристов и обжор, его окружающих

Пелэм умеет обойти каждого и каждого обмануть своим показным добродушием. С блистательной герцогиней и с недоверчивой супругой захолустного пастора, с министром и с карманником он умеет говорить обходительно и ловко, как равный с равным, но обычно преследуя свои эгоистические цели. Сознание Пелэмом своих пороков — вот первая из его добродетелей: «Я был в это время, — говорит он, — совершенным и в высшей степени самодовольным щенком».

роман — это не копия, а глубокое обобщение, в широком смысле слова, «природы».

романисту недостаточно иметь доброе сердце, он пристально наблюдает, тщательно анализирует, высказывает обоснованные моральные суждения и приговоры.

Романист должен быть философом