Мышь

Очень приятно. Меня зовут Становой Тимофей Борисович, я заместитель директора Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина.

Маша с разгону запрыгнула наверх, протянула руку Косте и втащила его за собой. Последним — буквально в последнюю секунду — на ступеньки залетел Сева. И сразу за ним в каменную лестницу разом ударились пятеро заражённых. Кричащих, страшных, голодных.

Если от мента исходила угроза, то Расул выглядел, как защита.

Ася кивнула. Видимо, теперь пережившие этот пиздец — никак иначе происходящее она описать не могла; слово «апокалипсис» звучало слишком книжно и не передавало полноты того ужаса, что обрушился на Москву — будут именно так начинать знакомства. Раньше рассказывали, кто где работает, а теперь — кто как выжил.

Расул решил продолжить разговор, начатый у горы трупов:

Когда мир вокруг становится слишком враждебен, когда холодно и нет еды, они впадают в спячку. Вот и эти… зомби. Они, вероятно, делают так же. Их заперли в парке без еды, и они впали в анабиоз.

счастью, Ася не могла знать, что Ивана съели у проходной Мосфильма — он ещё не до конца освоил столь важное для продюсера искусство бессмысленных понтов и ездил на встречи на общественном транспорте. Выйдя из автобуса, он только успел перейти дорогу к студии, когда на него напала толпа заражённых.

аша кивнула и посмотрела на Костю с благодарностью. Севе показалось, что девочка была как-то особенно признательна за то, что Костя сам предложил, и ей не пришлось первой спрашивать и навязываться.

авр с Тоней стояли и молча смотрели на это ужасное зрелище. В толпе было много людей в форме — в парке часто занимались военные из расположенного рядом университета — но большинство были обычными людьми. Студенты, школьники, молодые мамы. Тоня не отрываясь смотрела на девочку лет девяти в белой юбке в крупный синий горох и футболке с «миньонами». Просунув лицо сквозь прутья решётки, девочка кричала, неестественно широко разевая рот с выбитыми зубами. Тоне было очень страшно, и страх как будто парализовал её, она стояла и смотрела, и не могла оторваться

нститута функционального бессмертия.