Дар психотерапии

Все мы, человеческие существа, являемся созданиями, ищущими смысл. Созданиями, которые имели несчастье попасть в мир, лишенный внутреннего смысла. Одна из наших главных задач состоит в изобретении такого смысла, который был бы достаточно значим, чтобы поддержать жизнь и осуществить хитрый маневр отрицания нашего авторства этого смысла.

Прежде всего, люди куда более несчастны, чем принято думать… и взрослых людей на свете просто не существует

что является самым ценным орудием терапевта? Ответ (и на это нельзя не обратить внимания): его собственное «я».

Гэрри Стэк Салливан, влиятельный американский теоретик психиатрии, известен тем, что однажды описал психотерапию как обсуждение личных проблем двух людей, один из которых более тревожный, чем другой.

в каждом человеческом существе генетически заложена склонность к самореализации

Иногда я просто напоминаю пациентам, что рано или поздно им придется отказаться от цели обзавестись прошлым получше.

моя задача заключается в устранении препятствий, преграждающих жизненный путь моих пациентов. Мне не нужно было делать всю работу; мне не нужно было воодушевлять пациента желанием расти, внушать ему любопытство, волю, жажду жизни, стремление заботиться, верность или мириады других характерных черт, которые и делают нас действительно живыми. Вовсе нет. Единственное, что я должен делать, так это идентифицировать и устранять препятствия. Все остальное, стимулированное самореализующими силами внутри пациента, последовало бы автоматически.

Эрик Эриксон в своем исследовании жизненных циклов описал эту позднюю стадию жизни как генеративность – постнарциссический период, когда внимание переключается с интересов собственного эго на заботу и тревогу о последующих поколениях.

Слишком часто мы, терапевты, игнорируем наши личные отношения. Наша работа становится нашей жизнью. В конце рабочего дня, отдав большую часть самих себя, мы чувствуем себя опустошенными и не способными к дальнейшим взаимоотношениям. Кроме того, пациенты так благодарны, так любящи, так идеализируют нас, что мы рискуем стать менее ценимыми членами семьи и друзьями, которые не могут признать наши всеведение и превосходство во всем.

«Однажды воробей пролетел надо мной, и… мне показалось, что я видел орла. Сейчас весь мир занят тем, что доказывает мне, насколько я не прав — существует даже должный европейский слух об этом. Ну, кто же более не прав? Я, «обманутый», как говорят они, из-за крика этой птички проживший целое лето в высшем мире надежды — или те, кого никто не обманывает?»