Осень в Ворожейке

Обычно для неё такое: она всегда разговаривает… с прялкой, с посудой толкует, со всем беседует, возле чего или с чем копошится, не поминая уж скотину, со скотиной дело и до ругани доходит… мало того, да и до слёз.

Своя, особая у тараканов жизнь: тараканья — тараканьи мысли, тараканьи заботы, тараканьи радости, обиды и беды.

Грех, грех по земле пошёл и уж не на цыпочках, не крадучись, так — всей стопой бухает, мурлом трясёт своим охальным.

А было когда-то в этой деревне около сорока дворов, и жили в ней, в основном, одни горшечники да семейства три-четыре вольных рыбаков и охотников за дичью и мелким зверьём — белкой, норкой, колонком да соболем. Глина огнеупорная была — и есть, куда она девалась — рядом, в подножье сопки Северянки. Горшки, крынки, кружки, корчаги, поливные свистульки в виде рыбок, русалок и птичек — всё керамическое — целыми обозами везли ворожейские скудельники в Ялань и на Елисейский базар, где получали взамен кожи, хлеб, соль, бочки, телеги и прочие товары, нужные в хозяйстве. Жили ворожейцы не в роскоши, сказать так значило бы — согрешить против правды, но и не в нищете: было что поесть, одеть что было, кое-что и на чёрный день припасать умудрялись.

Когда называю я: мой ум — это только то, чем я осознаю мир мой, моё окружение, пусть даже моим воображением и созданное; когда я говорю: тело моё — это только то, чем я ощущаю этот мир, пусть даже ощущения эти — ложь; а когда я хочу сказать: Я — это то, чем я соприкасаюсь с… вот, видишь, мой черёд теперь смеяться, правда, я не умею это делать, кажется…»

«Как же это ложно, если мой ум — это и есть я».

а Его — Богово — только то, что в сопровеждении совести блуждает по сердцу или в нём покоится, что каждый раз как будто новое, а затверженное, оседая в уме, обретает форму, которой пользуется дьявол

«Не знаю, — сказал я. — Это не похоже на ревность: когда ревнуешь — остро, а тут — тупо».

Утром ты всё мне рассказала, но не было мне стыдно, мне было так: спокойно

А тебе, теперь-то знаю я, тебе нужно было просто сказать: «Макей», — провести рукой в родинках по моему лицу и закрыть ладонями мои уши. Ты прости меня.