По тюрьмам

Большая любовь зэков — праздничные концерты. Певцы и юмористы. Программа «Аншлаг» и ее хозяйка — пошлая тетка Дубовицкая, юморист Галкин, грузная Пугачева, банальный Latino Lover Киркоров, вечный, без морщин персонаж — вуду-зомби Кобзон — вот джентльменский набор бронтозавров российской эстрады. Зэки смотрят, слушают, прибавляют звук. Оценивают задницы Наташи Королевой или Лолиты. На вопрос: «Как можно смотреть вновь и вновь из года в год это безобразное дерьмо?» — разводят руками. Ну что, дерьмо, но другого-то нет!

В деле Врубелей российское правосудие заблудилось. Оно, вообще-то, заблудилось во многих делах. Ориентируясь на правосудие американское, российское правосудие стало давать оступившимся гражданам астрономические срока наказаний. Эти срока физически невозможно отсидеть. В Соединенных Штатах действительно подсудимым дают (в особенности по совокупности преступлений) серьезно звучащие наказания. Однако в Соединенных Штатах одновременно существует гибкая и развитая система прощения и снятия наказаний. 365 дней в году различные спецкомиссии, состоящие из воспитателей, психиатров и судей, освидетельствуют заключенных на предмет определения: не созрел ли уже заключенный для освобождения. В результате даже за тяжкие преступления американские преступники сидят лишь часть назначенного им в наказание срока. Российское же подражательное правосудие заламывает астрономические срока, зная, что в стране нет современной системы смягчения наказаний. Та Система Условно-Досрочного Освобождения, которая унаследована РФ от СССР, вся покоится, как на фундаменте, на доброй или злой воле администрации исправительного учреждения, где зэк отбывает наказание. Не психиатры, не воспитатели, не судьи решают, созрел ли отбывающий наказание для освобождения, а русский «кум» — оперативник зоны и хозяин зоны. И коллектив подначальных им «козлов» — активистов зоны.

Там было окно. Где-то 40 сантиметров на 80 сантиметров. Вряд ли больше 1/4 от тюремного окна третьяка. Бойница эта была к тому же густо запаяна железными прутьями и железными полосами, сквозь щели которых светился далекий Божий День. Вряд ли через самые большие щели можно было просунуть шариковую ручку. К тому же отсутствовала вытяжка. Потому Прохор и щеголял там в полотняных трусах.

По утрам летом было слышно, как пыжи кричат внизу. Вылаивают скороговоркой «гражданин начальник, ФИО-ич, осужденный по статьям, пункты, УК РФ на пожизненное заключение … начало срока… конца срока нет». Затем раздается стук киянки о решетку и шконки.

Ты видишь, Андрей Сочан, я написал о тебе. Я обещал.

Подавляющее большинство зэков — простые ребята, дети крестьянской страны России. Никакой православной религиозной культуры им не досталось, увы, потому у них нет никакой иной культуры, нежели та, что дает им телевизор или радио. Немногие ищут иную культуру. Большинство пассивно всасывают из ящика. Те народы России, у которых есть исламское наследие, счастливее совсем обездоленных русских, им досталась религиозная исламская культура. Она сильнее телевидения, российское же православие много слабее голубого экрана и его влияния.

Сверхчеловек, я был лишен возможности написать и сказать ей: «Забудь меня и живи. Найди себе мальчика и живи как девушки твоего возраста». Я не мог, потому что она ведь тоже необыкновенная и сверхчеловеческая, у нее даже дар прорицания есть. Я бы унизил ее. Я бы опошлил.

Что может предложить Российское государство плотнику Сане Дюнову, наркоману из деревни? (Почти святому, кстати сказать, человеку, наивному и доброму!) Приняв дозу, Саня перемещается на какое-то время в чувственный, сентиментальный, глубокий и красивый мир. Современная гнилая и гнусная Россия не может конкурировать с тем миром ну никак! Тот мир теплее, в сотни тысяч раз великолепнее, там отлично! Россия не может конкурировать с наркотическим Раем.

Вместе с Ваней на месте убийства присутствовал пиздюк.

Вскрывшиеся крупные, как головы взрослых зэка, лишаи вспучились. И лопнули белыми лепрозорными цветами на стенах и потолке.

Надвигается моя третья тюремная весна. Надвигается, беспокоит, тревожит. Весной тяжело сидеть. Весной надо выходить на волю.