Ирина Щербакова

Раиса Первина (лагерь авиационного завода под Бременом): «Надзирательницы с капризами были. Иногда вроде ничего, а иногда могут кошку в лицо спящему бросить

Люблю я пиво, люблю я квас, а больше всех люблю я, Зоя, Вас

Среди «мирных советских граждан» на оккупированной территории оказались те, кто с самого первого дня был обречен на смерть. Это были евреи. Нередко их выдавали соседи, а полицаи участвовали в расстрелах.
Советская пропаганда впоследствии предпочитала об этом не говорить. Господствовала официальная установка: нечего выделять евреев, все советские граждане были жертвами нацистского режима

Среди «мирных советских граждан» на оккупированной территории оказались те, кто с самого первого дня был обречен на смерть. Это были евреи. Нередко их выдавали соседи, а полицаи участвовали в расстрелах.
Советская пропаганда впоследствии предпочитала об этом не говорить. Господствовала официальная установка: нечего выделять евреев, все советские граждане были жертвами нацистского режима.

О конфликтах между «нашими» и «западенцами» вспоминают многие. Антонина Максина: «Еще были эти вот, с Украины. Донецкая область – наша Украина, а то была – Западная Украина, которая в 39-м перешла к Советскому Союзу. Ну, мы их – твою-моя не понимает. Они какие-то зачуханые были, не общались мы с ними никак. Это не наши украинцы, это западные украинцы. А они: “Босячки, – говорят, – ростовские приехали”.

Анна Кириленко: «С девушками из Днепропетровска мы дружили, а с западниками у нас контакта не получалось. Они нас не любили, особенно ростовчан, считали, что мы все красные».

Многие наши собеседники, описывая эти настроения, подмечали, что немцы, будто опомнившись, стали всю вину сваливать на Гитлера: они, мол, простые люди и ни в чем лично не виноваты.

“Мы ведь не хотели Гитлера, это молодежь, дураки”».
В рассказах остовцев примечательно, что добросердечные немцы были в большинстве своем люди пожилые, и остовцы в их глазах были не врагами, а несчастными молодыми людьми.

По рассказам остовцев, в советской зоне в эти первые дни после освобождения жестокостей было больше, чем на территории, освобожденной союзниками.
Павел Михайлов свидетельствовал: «Если наши солдаты занимали город, они разрушали магазины, в квартиры лазили, брали драгоценности, убивали».

Вернувшийся в Днепропетровск Павел Косушко вспоминал: «Всё шло по талонам, всё по талонам. В розничной продаже – ничего, продукты по карточкам. Ничего. Голод. <…> И у меня оклад был шестьсот рублей. На рынке буханка хлеба стоила шестьсот рублей. То есть, вся моя заработная плата укладывалась в одну буханку хлеба».