Павел Данилин

Условно говоря, население России следует разделить на три неравных категории: люди первого сорта (русский на Руси, татарин в Татарстане), второго (русский в Татарии, татарин на Руси) и третьего (представители народов, не имеющих национальных образований на земле России)55.
Г. Сергеев, автор газеты «Дуэль»

Будем ли мы производить оружие? Конечно, будем. Будем вести войны. Но не такие, как прежде, не фронт на фронт. Наши будут просачиваться на их территории, знакомить людей с нашим образом жизни и идеями, и самые здоровые и сильные из них станут нашими, нашей нацией. А потом будут вторгаться наши отряды и убивать несогласных58.
Эдуард Лимонов (Савенко), лидер НБП

Русский человек ни за что на свете не станет раздельно собирать мусор. <…> В двух микрорайонах Москвы пробовали уже проводить эксперимент по раздельному сбору мусора. Привезли контейнеры с четырьмя дырками, но народ валил в контейнеры все подряд, и контейнеры убрали. Потому что папуасы, потому что дикая страна, потому что от моря до моря88.
Валерий Панюшкин, журналист

Россия стоит на взаимоисключающих культурных традициях: на славянской, скандинавской, ордынско-византийской, традициях дикого поля. Так вот, носителей скандинавской традиции здесь меньшинство, не более пяти процентов. Вот ради этих пяти процентов стоит здесь жить92.
Валерия Новодворская, лидер движения «Демократический союз»

Нет никакого международного терроризма в реальном мире. Только отчаянное желание людей и сообществ прожить их жизни так, как они хотят их прожить, а не так, как того хотят Путин, или ястребоносый Буш, или ФБР-ный Керри заставляют их прожить. Аллах акбар!115
Эдуард Лимонов (Савенко), лидер НБП

Латентное же стремление к самоубийству присутствует постоянно и обнаруживается в повсеместном желании растворения своего «я» в чужом «мы». У революционеров нет ничего своего, даже никакого mein kampf, только «наша борьба» и «наши будущие победы». Растворить свой одинокий страх в коллективном мужестве, свою непривлекательную внешность в привлекательном для видеофокуса строю молодых и цветущих, несогласных, отрицать слабое «я» для созидания силы оппозиционного движения.

Таким образом, реализуется пассивное влечение к смерти как трансформация живого в неживое, желание прекратить, возможно мучительное, «здесь и сейчас» существование и стать символом, куском текста в газете, частью истории или даже камнем – памятником себе самому. С другой стороны, оттенки религиозности, присутствующие в культурных настроениях радикальных движений, нередко аналогичны образам потустороннего, загробного мира – совсем другой, новой России, в которой другие порядки, другие люди с другим сознанием.