Ален де Бенуа

Конечно, можно снова представить, что в будущем будут открыты новые источники энергии.

Если говорить абстрактно, это всегда возможно, но в настоящий момент ставить на это – всего лишь акт веры.

Основывающийся на теореме Рональда Коуза (1960) и теориях экономиста А.С. Пигу принцип возмещения ущерба виновником загрязнения, из которого вытекает требование учитывать внешние издержки и «экологическую истину цены», предполагает, что либо за загрязнения взимается налог в размере, соответствующем ущербу, ими вызванному (или ожидаемому в будущем), либо тем, кто загрязняет, позволяется свободно договариваться с будущими жертвами их загрязнений, чтобы решить, какая сумма компенсаций будет приемлемой. Первые опыты применения этой концепции, проведённые в США, не позволяют прийти к каким-то определённым выводам. В действительности, этот принцип создаёт особый рынок на право загрязнять, который будет выгоден в первую очередь тем обществам, которые способны заплатить за свои загрязнения, при том, что именно они как раз и загрязняют больше всех остальных. То есть загрязнений меньше не будет; они будут просто переведны в издержки, которые эти общества включат в свой бюджет и себестоимость производства. Что касается «свободных переговоров», которые якобы должны позволить загрязнителям и их жертвам договориться о справедливой сумме компенсации за неудобства, доставленные одними и испытываемые другими, ясно, что эта идея извращена финансовой властью, которую первые могут применять по отношению ко вторым, так что всегда найдутся потенциальные жертвы, которых вынудят согласиться на ту или иную сумму возмещения ущерба. Кто мог бы упрекнуть бедных крестьян в том, что они желают сколотить состояние, соглашаясь с тем, что транснациональная корпорация будет разрушать их естественную среду обитания?[18]

Кроме того, выдача «прав на загрязнение» может тарифицироваться лишь посредством фиктивных цен, которые основаны всего лишь на предположениях, поскольку невозможно определить «полную стоимость» загрязнения, ведь неизвестны его долгосрочные последствия, составляющие часть этой стоимости. Подобный рынок может распространяться лишь на непосредственные, точечные последствия некоторых загрязнений, не принимая при этом в расчёт ни те последствия, которые обнаруживаются лишь постепенно и обычно даже не осознаются жертвами загрязнений (например, вода, загрязненная нитратами, так же прозрачна, как и обычная чистая вода), ни стоимость – по определению не вычислимую – тех естественных функций, которые перестанут выполняться в загрязненной среде. Наконец, «разрешения на загрязнение» совершенно неприменимы в отношении к крупным технологическим рискам или же необратимым ударам по окружающей среде.

Кеннет Боулдинг говорил: «Тот, кто считает, будто экспоненциальный рост может неопределенно долго продолжаться в конечном мире, просто безумец – или экономист»!

Жорж Батай утверждал, что «в основе каждого существа лежит принцип неудовлетворенности

Джон Локк заявлял, что «ребенок не рождается подданным какой­-либо страны. Достигая взрослого состояния, он волен вы­бирать правительство, при котором ему будет лучше всего жить, и политическое тело, которое нравится ему больше всего

Все унижение современного мира, все его обесцени­вание, — писал Пеги, — происходит из-­за того, что совре­менный мир признал возможным выставить на продажу те ценности, которые античный и христианский миры счита­ли в принципе непродаваемыми»

Развитие будет тем более «устойчивым», чем сильнее «заменимость» потребляемых естественных ресурсов воспроизводимым капиталом. Проблема в том, что природное наследие и финансовый капитал не могут полностью заменить друг друга. Считать, будто это наследие – своего рода капитал, – просто терминологическая уловка, поскольку ценность природных ресурсов невозможно определить в экономических показателях: если они являются условием выживания человека, их «цена» бесконечна, а это означает, что и их уничтожение не имеет цены. Не существует капитала, способного заменить невосстанавливаемые ресурсы.

С позиции устойчивого развития, естественная жизненная среда – не более чем ограничивающая переменная, которая повышает социальную стоимость функционирования системы, нацеленной на бесконечный рост рыночных продуктов. Такой способ развития не может поставить под вопрос принцип бесконечного развития, но лишь предполагает, что нужно учитывать экологические факторы. Он стремится спасти возможность непрерывного роста, пытаясь, как утверждается, найти средства, которые позволили бы этому росту избежать экологической катастрофы. Такой метод напоминает квадратуру круга. Если и в самом деле допускается, что развитие – главная причина деградации естественной жизненной среды, вряд ли можно желать «экологически» удовлетворить потребности современного поколения, не ставя при этом под вопрос природу этих потребностей и позволяя точно так же удовлетворять их и «будущим поколениям»

Наконец, идеал бесконечного роста отличается очевидным этноцентричным уклоном. Неявно представляя западную модель производства и потребления универсальным образцом, который со временем и, пройдя ряд этапов, могут якобы усвоить все остальные народы (при помощи определенного числа «структурных преобразований»), эта теория просто обобщает частный способ развития, который ограничен как в пространстве (Западом), так и во времени (Новым Временем). Как это прекрасно показал Серж Латуш, развитие, с этой точки зрения, – не более, чем продолжение колонизации другими средствами, так же как и последнее из известных нам средство преобразования Другого в То же самое[24].

Процесс развития составляет типично западный проект, начала которого соответствуют появлению экономики как центральной категории общественной жизни, а его фундаментальный механизм – это, в конечном счёте, отъём средств у человека и природы с целью обеспечения бесконечного экономического развития, которое считается “благим” и “необходимым” по самой своей природе […] Благодаря этому развитию культурная гегемония Запада набирает мощь именно в тот момент, когда его политическая гегемония как никогда спорна»