Крис Боджалиан

Как получается, что я чувствую себя униженной, когда я одна? Разве для этого не нужен зритель?»

Перегрин была ей скорее сводной сестрой, чем падчерицей, пусть и той, которая, как подозревала Мэри, не любила ее просто потому, что она не Анна. Теперь у Перегрин были свои дети, а это значило, что Мэри в свои двадцать четыре года стала бабушкой. Мысли об этом факте наводили на нее печаль и тревогу

Мэри Дирфилд знала, что она красива. Глаза ее были чистейшего голубого оттенка, кожа — бледная и гладкая, словно фарфоровая посуда, из которой они порой ели еще в Англии, когда она была маленькой девочкой, поэтому иногда она опасалась собственного тщеславия

Мэри знала, что по бостонским стандартам дом у них отменный — как же иначе при муже-мельнике, — н

Девушка даже заглядывалась на Томаса. Мэри видела, как порой та краснела в его присутствии и как неукоснительно следовала его наставлениям, точно словам пастора. Она вертелась вокруг него и иногда ходила по пятам, словно вышколенная собака.

Она продолжала надеяться, что когда-нибудь вторая спальня будет принадлежать ее детям

этому вряд ли суждено случиться. Ведь они прожили в браке уже пять лет.

Перегрин с мужем — молодым плотником, лицо которого имело следы яростной схватки с оспой, перенесенной в детстве, — а также с их детьми пришла на обед в перерыве между церковными службами. Ее супруга звали Джонатан Кук. Хотя он приходился Мэри зятем, был лишь на шесть месяцев старше ее. Парень ей нравился, и она вместе со своей падчерицей искренне смеялась над его шутками про диких индеек, лобстеров и других забавных животных, представленных на столе. Джонатан был красив, высок, подтянут, с волосами цвета сладкой кукурузы («Совсем как у меня», — подумала Мэри, когда их знакомили). Она видела его этим летом, когда он строил дом, его оголенные руки сильно загорели на солнце, а волосы стали почти белыми.

Томас считал, что Джонатан живет не по средствам, но признавал, что честолюбия тому не занимать: парень хотел в будущем начать свое дело, чтобы другие плотники работали на него. С учетом того, что город разрастался, расширялся во все стороны и разве что не уходил в море, это представлялось вполне возможным.

Мэри не тревожилась из-за того, что когда ее муж засыпал крепким сном на ложе рядом с ней — иногда пьяный, всегда уставший, порой и то и другое, — ее тело было в таком состоянии, что она задирала ночную сорочку и удовлетворяла себя