Василий Жуковский

Никнет трава от жалости, деревья в горе к земле склонились.

И застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов от напастей. Тоска разлилась по Русской земле, печаль многая рекою протекла среди земли Русской. А князья сами на себя крамолу куют, а поганые с победами набегают на Русскую землю, дань беря по белке от двора.

О, стонать Русской земле, поминая прежнее время и прежних князей! Того старого Владимира нельзя было пригвоздить к горам киевским. Стали стяги его ныне Рюриковы, а другие Давыдовы, но врозь они веют, несогласно копья поют.

старому Ярославу, храброму Мстиславу,

Игоря что отвагою закалил себя, заострил сердца своего мужеством

Игорь дружине своей: «Братья и дружина! Лучше в битве пасть, чем в полон сдаться. А сядем, братья, на своих борзых коней, поглядим на синий Дон!»

на реке на Каяле у Дона великого.

Всеволод! Стоишь ты всех впереди, мечешь стрелы

Всеволод! Что тому раны, братья, кто забыл и жизнь, и почести, и город Чернигов, отчий золотой стол, и милой своей красной Глебовны свычаи и обычаи!

Тот ведь Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял;