Полина Жеребцова

Мне не было стыдно. Было страшно. Убийца чувствует страх.

Никто не верит, что русские станут бомбить. Они ведь люди.

Стреляют, но я привыкла. Не боюсь. Когда близко гремит, баба Нина поет песни или читает частушки с плохими словами. Все смеются, и нестрашно. Баба Нина молодец!

Нет выбора. Мы не можем повернуть, наши танки навели на нас пушки. Если мы повернем — это предательство.

Мы проведали квартиру дедушки. Там русские солдаты. Они полы сняли. Нет паркета. Дырка. Они костер жгли.

Сожгли Пушкина!!! Кошмар! Ужас! Обед варили.

Мама его спасла. На рынок приехали бэтээры, и мужчин хватали. Потом пытают и убивают. Везут в такое место, называется — фильтрационный лагерь, и там убивают

Ингуши, родственники тети Марьям, сказали, что пойдут в беженцы. Вертолеты и самолеты стреляют по «коридору», когда люди идут. Многих убило.

Дети меня ненавидят в школе. Камни бросали в меня и Аленку, когда мы шли домой. Я даже их не знаю. Просто они узнали, что у нас русские фамилии, и кричат: «Русские свиньи».

Мы не будем с тобой играть! У тебя русское имя! Пошла вон! Убирайся! Русская!

Учитель промолчал. А у меня внутри пусто стало. Почему они со мной так? И я ушла. Сидела одна на скамейке среди деревьев. Недавно там обнаружили труп мужчины в куртке. Его объела собака. Он тут несколько дней лежал

А тетя Тамара, которая раньше с нами дружила, после того как в августе 1996 года убило ее сына, а дочку ранило снарядом с российского поста, теперь еле разговаривает. Мы как бы русские, а значит, как бы виноваты! Тамара не вступится, даже если будут убивать.