Алена Козлова

У нас власть все запасы зерна забрала. Искали везде, вилами матрасы протыкали. Забирали все подчистую. Даже пару килограммов фасоли, которую мать спрятала за иконой, и ту забрали. А нас в семье было шесть человек

В рассказах сельских жителей о репрессиях мотив обреченности, покорности власти и судьбе едва ли не самый распространенный: «ничего не поделаешь», «куда денешься», «плетью обуха не перешибешь».

Страна готовилась к войне – это было очевидно всем. Лидия Дадзис (Ленинград): «Мне было 17 лет, мы все ждали войну». Павел Михайлов (Запорожская обл.): «В газетах только и писали про войну. Народ был на взводе».
К будущей войне активно готовила школа. Старшеклассники (правда, большей частью горожане) сдавали нормы ГТО, учились стрелять на значок «Ворошиловский стрелок», ходили на курсы военных медсестер, занимались в аэроклубе (Григорий Кульбака, Ольга Смирнова, Мария Виткевич, Вадим Новгородов и др.).
Вся довоенная советская культура была наполнена ожиданием войны. О будущей войне писали книги, снимали фильмы, пели песни. Будущей войной оправдывались довоенные репрессии: для того, чтобы победить внешнего врага, надо было уничтожить врага внутреннего

«21-го у нас был выпускной вечер, а 22-го объявили войну

Мы ж были воспитаны патриотически. <...> Когда фильм демонстрировали в кинотеатре и вот покажут кого-нибудь из вождей – Сталина, Ворошилова, Молотова, Буденного, – зал встает и аплодирует. И попробуй не встать, каждый смотрит: встал или нет?»

Характерно то, что никогда не говорили правду. Видим же: везут пушки, армия уходит. Спрашиваем: “Вы что – отступаете?” – “Нет, у нас передислокация”. Ну зачем врать-то? Наши зачем врали?»

Особая и больная тема в рассказах остовцев – эвакуация. Ведь никому из них эвакуироваться не удалось, поэтому они и оказались угнанными в Германию

наших собеседников к старостам, полицаям, служащим в немецкой комендатуре – особое отношение. Именно они составляли списки на отправку в Германию, куда попадали чаще всего те, кто был у полицаев на плохом счету (по личным причинам, как сочувствующий советской власти и т. д.), а также те, кто не имел возможности откупиться

Мы шли по оккупированной зоне и где-то под Минском я услышала, как крестьяне разговаривают: “Слава Богу, что кончится это время”. <…> Этого типа было очень много среди крестьян».

Если у жителей промышленных центров еще был какой-то шанс попасть в эвакуацию, то в селах и маленьких городах его практически не было. Вспоминая, почему пришлось остаться на оккупированной территории, наши собеседники объясняли это тем, что их просто не сочли нужным эвакуировать