Глухая пора листопада

Мрамор гробниц, белый как смерть, давил усопших самодержцев.

В тумане сутулился будничный день

На холмах Дерпта лежали строения, разбитые молотом столетий. Среди длинных деревьев качался туман. Туман был сер, остзейский туман, для которого лучшего немецкого «grau» не сыщешь.

По скатам крыш стекали звезды.

онучи, привязанные веревками, коты, подбитые железными гвоздями

Официант распахнул окна, послышалась флейта коноплянки. Была она не с тенью меланхолической грусти, как всегда в июльские жары, а мажорной, как всегда после грозы.

Нации, как и женщине, не прощается минута оплошности, когда первый встречный авантюрист может совершить над нею насилие

Не бойся инакомыслящих, бойся немыслящих единомышленников

Самое ощущение опасности будто бы переменилось. В Петербурге оно томило, как однозвучность. Теперь он чувствовал себя одиноким волком.

В душе его было безотчетное молодое убеждение в своей неуловимости. Петербург словно бы лежал на ладонях департамента полиции. Россия, как он думал, в них не умещалась. Огромность России обнадеживала.